Онлайн книга «Корниловец»
|
Вышли к Усть-Лабинской. Станица раскинулась живописно — белыми хатами были застроены крутые холмы, спадавшие к Лабе и Кубани, а вокруг раскинулись виноградники да сады. На горизонте синела пильчатая линия Кавказских гор. Оправляясь в голых кустах, Кирилл не застал приезда генерала Маркова. Сергей Леонидович с удивлением рассматривал окраину станицы, где в поле лежало много трупов. — Когда вы успели набить столько? — весело поинтересовался он. — Это не мы, — признался Тимановский, — это корниловцы постарались. — Да? Ну тогда берите пример! За Лабою, за станицей Некрасовской пошли черкесские аулы — Нашухай, Гатлукай, Шенджий. Везде одно и то же — бедные сакли, крытые соломой, старые почерневшие минареты, низкорослые, худые лошадки, грязные, кудлатые овцы… И сотни мёртвых — черкешенок, детей, аксакалов. Всех перебили большевики, всех повырезали. В одной сакле обнаружили умиравшего старика с обожжёнными ногами, засунутыми в печь, в другой сохла на полу куча внутренностей человеческих. Кто тут лютовал? Над кем? И во имя чего? В Гатлукае сестрицы-доброволицы перевязали молодого черкеса, исколотого штыком. Чёрно-синие запекшиеся раны на его худом теле загноились, но были неглубоки — кололи не насмерть, а развлекаясь. — За что они вас так? — вырвалось у Авинова, помогавшего сестре Наде. — Бюржюй, говорят, — ломано ответил черкес. …А на другой день горцы собрались под зелёным знаменем с белым полумесяцем и звездой, присягая на верность «Великому Бояру», — черкесы шли мстить за убитых братьев и отцов, за изнасилованных жён и дочерей, «за Корнилова, за Родину, за Аллаха». Черкесскую конницу принял Каледин, [84] радуясь даже горскому пополнению. Под вечер, когда Кирилл шагал со всеми, неподалёку закрутился на коне Марков. — Я не вижу полковника Борисова! — сказал он с нетерпением и недовольством. — Устал он, — робко ответила сестра милосердия, «хохотушка с конопушками» по имени Варя, — и находится в обозе… — Мы все устали! — отрезал генерал. — На следующий раз передайте полковнику, чтобы он поборол свою усталость и был бы в строю вместе с другими. Обоз — это раненые и больные! Ночью добровольцы окружили станицу Новодмитриевскую, занятую большевиками, и уж здесь Авинову пришлось так худо, как не было за все военные годы. Мокрыми хлопьями валил снег, добровольцы вымокли и закоченели под злым студёным ветром. 1-й Офицерский полк уткнулся в реку, прикрытую тонким ледком. Неожиданно грянул мороз, ветер усилился, поднимая пургу, — покоробившаяся одежда сковала тело, словно приучая к деревянному гробу. Кирилл сжимал винтовку, не чувствуя пальцев. — Не подыхать же нам здесь в такую погоду! — воскликнул генерал Марков. — Идём в станицу! Сергей Леонидович приказал не стрелять, а учинить штыковую атаку. — Полк, вперёд! — крикнул он и первым шагнул в ледяную воду. — Роте атаковать! — скомандовал Тимановский, входя в реку. — С Богом! Авинов, высоко поднимая винтовку, перешёл реку, окунаясь где по пояс, где по грудь, и вступил в рукопашный бой с «красными», не ожидавшими атаки в такую ужасную ночь. Рядом дико ржали лошади, тянувшие пушку. Неожиданно в пристяжную угодила артиллерийская граната, отрывая голову напрочь. Коренник скрылся под водой с развороченной грудью, и ездовые попадали в согретую кровью реку… — Сыровато… — крякнул Марков, выбираясь на берег. Большевики отступали в одиночку и целыми толпами. В темноте мигали быстрые огни, трещали винтовки и стучали пулемёты, ухали орудия, бросая отсветы, будто молнии в грозу. Пели, налетая, снаряды. С металлическим треском лопались шрапнели. — Ну, буржуи, — слышались возгласы, — сейчас вас оседлаем! — Погодите, краснопузые! — отвечали добровольцы. Весь заиндевевший — куртка коробом — подошёл Марков. — Не замело вас? — осведомился он бодро. — Ничего, бывает и хуже! Предложив курить, он вытащил пачку асмоловских папирос — озябшие пальцы бойцов живо разобрали все. — Пустяки! — продолжал генерал. — Держитесь! Не впервые ведь! Все вы молодые, здоровые, сильные… А ну-ка! В атаку! 2-я рота углубилась в станицу, когда из-за глиняных заборов показались «красные», одетые не лучше и не хуже «белых». — Вы из Екатеринодара, товарищи? — окликнули марковцев. — С оттелеве! — Стало — пополнение? — Пополнение! — отвечали промокшие и обессиленные офицеры. Тут до красноармейцев стало доходить. Один их них, в бесформенной меховой шапке, бросился на Кирилла. Пальцы Авинова одеревенели, сразу он не смог вскинуть винтовку. Помог Марков. Верхом на лошади, генерал пристрелил «красного» из револьвера. — Вперёд! Вперёд! Вторая рота — по станице влево! Третья — вправо! — Девочки! — послышался из темноты высокий, звонкий голос. — Тащите сюда пулемёт! — Вперёд! Из тёплых недр натопленной хаты выскочили несколько «красных». — Товарищи! — строго прикрикнул один. — Не разводите панику! — А ты кто? — спросил худенький, с тонкими чертами лица прапорщик Зиновьев, прозванный Зиночкой. — Я председатель военно-революционного комитета, — по-прежнему строго и с достоинством отрекомендовался «красный», так и не поняв, перед кем держал ответ, — Зиновьев пристрелил его. — Что вы наделали с нашим председателем? — ужаснулся его напарник. — А ты кто? — повторил свой вопрос Зиночка. — Я секретарь! И труп секретаря ревкома упал на труп председателя. В темноте, в вихорьках сухого, колючего снега несложно было потеряться, вот и Кирилл незаметно сместился, попадая в 3-ю роту и оказываясь близко к полковнику Кутепову — как раз в тот момент, когда навстречу выбежало несколько бойцов. — В чём дело? — холодно спросил Кутепов. — В доме полно «красных»! — Да неужели? — буркнул полковник. Командир роты немедленно вошёл в хату. Авинов и прочие затопали следом. За дверями, в жарко натопленной комнате сидели за столом человек пятнадцать красноармейцев и пили чай из самовара. Морды у всех были под стать политическому окрасу — багровые, потные. Кутепов, заслонив стоявшие в углу винтовки, громко спросил: |