Онлайн книга «Харбинский экспресс»
«Ох, святые угодники!..» Да, трудно сказать, как бы все обернулось, если б не кот. Когда до старухи оставалось не более десяти шагов, за спиной Клавдия Симеоновича раздалось мяуканье, громкое и пронзительное, более похожее на скрежет по стеклу огромного стального когтя. От этого звука деревянная козон съежилась и стала будто меньше размером. Кот заорал снова — и Клавдий Симеонович явственно увидел, как задрожала, затряслась сосна, которая росла из горба старухи. Змейка в ее рту заметалась, а после взяла да и втянулась обратно, будто червяк в проточину. Третий кошачий вопль стал заключительным: кора на стволе с шуршанием завернулась, скрыв деревянный облик непонятной старухи. Только тогда Клавдий Симеонович обернулся. Кот в корзине преобразился. Он теперь тоже являл собой изрядное зрелище: спина выгнута, глазищи полыхают желтым огнем, а с шерсти вокруг золотые искры сыплются. — Вот те и морген-фри… — только и смог вымолвить вконец растерявшийся Сопов. В этот момент кто-то тронул его сзади за плечо. И тогда раздерганные нервы титулярного советника не выдержали. Он вскрикнул и без сил повалился на землю — в третий уже раз за недавнее время. * * * Но нигде не было Клавдию Симеоновичу спасения, даже в беспамятстве. — Будет вам! Уж вставайте! Сопов приоткрыл глаза. Генерал брызгал ему в лицо чем-то холодным. Лицо — сосредоточенное, как у акушерки на первых родах. Сопов, кряхтя, сел, огляделся. Еще была ночь, но бледные пальцы рассвета уже тянулись между деревьев, выбеливая тьму. — Сколько ж я тут лежал? — Не менее трех часов. Клавдий Симеонович провел рукой по лицу. Понюхал пальцы, скривился: — Чем это вы меня обдавали? Ртищев пожал плечами. — Болотной водицей. Не обессудьте, нарзана тут нет. Сопов поежился. Было очень холодно, он сгорбился, спрятал руки под мышки. Все болело: суставы, спина, затылок. Хотелось закрыть глаза и уснуть. — У вас где-то спички были. Давайте. — Генерал протянул руку. Он принялся разводить костер, мельком поглядывая на Клавдия Симеоновича, но ни о чем не справлялся. Чувствовал, верно, что тот и сам все расскажет. В этом он был полностью прав. Но сперва Клавдий Симеонович внимательно и долго глядел на кота. Тот спал, свернувшись клубочком в клетке. Отчего-то он казался Сопову крупнее, чем накануне. Но это, конечно, была только иллюзия. Наконец Клавдий Симеонович поинтересовался: — Вы, ваше превосходительство, ничего ночью не видели? — Ничего. — Хм. А мне вот, представьте, такая дрянь в глаза лезла!.. — Сочувствую. В горячке чего не привидится. — В горячке? — Несомненно. Занедужили вы, сударь. Всю ночь маялись. А после уж такой фокус выкинули! Котом мартовским закричали и наладились было бежать. Да прямиком — в болото. — Вот как… И что же? — Господь сподобил — я вас удержал. За плечо ухватил, и тут вы без чувств повалились. Теперь, сударь, мы квиты. — Получается так… — Клавдий Симеонович помолчал, раздумывая. Странная история. Неужто и впрямь все привиделось? Удивительно. Долго молчал Клавдий Симеонович. Все не мог решиться. А после собрался с духом и рассказал генералу и про лунную пыль, и про сосну, и про старуху с горбом. И про то, как кот его спас, тоже. Генерал слушал не то что б невнимательно, но как-то отстраненно. А под конец высказался туманно: — В поле две воли… От такой невнимательности Клавдий Симеонович даже несколько обиделся. Впрочем, дулся недолго. Едва окончив рассказ, он ощутил полное изнеможение и принялся клевать носом. Пробормотал: «Прикорну ненадолго…» — да и завалился спать. А когда проснулся, солнце стояло уже выше сосен. Хоть и утверждал генерал Ртищев, будто Клавдий Симеонович занедужил, однако чувствовал себя титулярный советник терпимо. Правда, ломило виски, да лицо и руки распухли от комариных укусов. Он потянулся, сел. Почесал небритый подбородок. Потом глянул по сторонам. Генерал поодаль сидел, прислонясь спиной к дереву. Возле ног стоял рыжий сак, а на коленях — тетрадь в темно-зеленом клеенчатом переплете. Сопов ее мигом узнал. Дневник доктора! «Вот те раз! Я, олух, еще робел, что генерал застанет за чтением чужих записей. А их превосходительство, ничтоже сумняшеся, сам их изучать изволит. И не стесняется!» Он покашлял в кулак. Ртищев поднял голову. — Проснулись? Отлично. Я уж собирался будить. Нам пора. — Проснулся, — сказал Сопов. — А вы, вижу, времени не теряете. Чужими записями интересуетесь? — Интересуюсь. Да только ничего интересного. Русского интеллигента хлебом не корми, дай пофилософствовать, особенно в ссылке. Скучно. — Ну так и верните обратно. Генерал внимательно посмотрел на Клавдия Симеоновича. — Вы, кажется, в некоторой претензии? — Именно-с. — Отчего? — удивился Ртищев. — Эти записи доктор вам не дарил и не завещал по духовной. Они столь же ваши, сколь и мои. — Я спас саквояж. Я его нес, — упрямо проговорил Сопов. — Стало быть, он мой. И все, что в нем есть, — тоже. Я ведь к вашему коту не подбираюсь. Ртищев вздохнул. Кинул тетради в сак, закрыл и подвинул к титулярному советнику. — Берите. Но уверяю, ровно ничего интересного. Размышления юного еще существа. Наш доктор полагал свои незаконные аборты чуть ли не государственным преступлением. Клавдий Симеонович, ничего не ответив, подтянул к себе саквояж. Пощупал стенки, поднял голову и сказал: — Тут еще коробочка была. Плоская. Не видели? Генерал пожевал губами. — А вот ее я бы себе оставил, — сказал он. — Так она у вас? — У меня. — А что в ней? — Тоже, представьте, тетрадь. Только похитрее, записи шифром. Тут доктор что-то хотел в тайне сберечь. Да только код не из самых головоломных. Я уж приблизился… — А к чему расшифровывать? Сами сказали — ничего интересного. Генерал промолчал. — Ваше превосходительство, — тихо сказал Сопов, — очень прошу, верните мне ту коробку. Ртищев пожал плечами, вынул из кармана шинели плоский предмет в клеенке и протянул Сопову. — Извольте. |