
Онлайн книга «Задание Империи»
![]() …Бежица встретила их густой волной медового запаха жасмина, кусты которого, густо усыпанные белыми благоухающими цветами, повсюду росли в палисадниках наряду с розовым шиповником и уже отцветшей сиренью. В глаза бросались крупные розовые шапки пионов и алые солнца георгинов. Жизнь бушевала здесь, и казалось, среди этого моря цветов, которое представлял собой город, скорее похожий на очень большое село, просто невозможно быть несчастным. Улица, которую он помнил как Ульянова, уже оказалась не с булыжной мостовой, а покрыта асфальтом – это сразу почувствовалось по ходу экипажа. Когда авто проезжало вдоль Старого базара, Виктор узнал некоторые знакомые двухэтажные дореволюционные здания, в первую очередь баню, старые цеха и конторы БМЗ, особнячки и губонинские казармы; новые же постройки отличались от известных ему довоенных строгим конструктивистским видом и серым цветом. То, что в его бытность именовалось улицей Куйбышева, здесь было наскоро застроено двухэтажными каркасными бревенчатыми домиками, обложенными снаружи серым силикатным кирпичом. Судя по всему, места для застройки хватало, а застройщики стремились к всемерной экономии. Изредка из этого ряда выбивались новые трех-четырехэтажные дома, возвышаясь мини-небоскребами над окрестным пейзажем. По центру же бывшей (будущей? не будущей здесь?) Куйбышева тянулась железнодорожная ветка в сторону Стальзавода. Развешанных флагов со свастикой Виктор не приметил нигде, и это его успокоило. Они свернули на Комсомольскую, тоже уже асфальтированную; точнее, на то, что до Комсомольской было Елецкой, впрочем, если верить штабс-ротмистру, здесь это уже стало бывшей Елецкой. Сторона Комсомольской напротив городского сада, по-видимому, была комплексно застроена в конце двадцатых – начале тридцатых. Вплоть до доходного дома со скругленными углами по этой стороне одной стеной протянулись четырехэтажные здания. Одни из них были из силикатного кирпича, с плоскими фасадами, прерывавшимися широко расставленными выступами длинных открытых балконов-лоджий, за которыми стена несколько углублялась нишей внутрь; углы также слегка оживляли открытые с двух сторон глубокие лоджии. Больше всего эти дома напоминали Виктору те из довоенных, что сохранились на выходящих на Комсомольскую боковых улицах, только были без зигзагов. Были они почему-то серо-черными, как когда-то корпус БТИ на площади Ленина. Другие, по виду немного поновее, напоминали своей архитектурой Дом Стахановцев, что на Куйбышева; архитекторы постарались на скорую руку внести в суровый шинельный облик проекта двадцатых черты классического дворца. Стены были украшены по вертикали простенькими кирпичными пилястрами, а по горизонтали – разделены карнизами на неравные части, как если бы дом был первоначально ниже, а потом достроен; первые этажи были отделаны штукатуркой с имитацией руста. «Постконструктивизм», – подумал Виктор. На первом этаже одного из таких домов, как раз напротив Приюта (в 60–70-е н. р. [2] – музыкальная школа), и располагалась редакция. Еще подъезжая к ней, Виктор издали заметил, что за музыкальной школой, прямо на месте Дворца культуры БМЗ, стоит высоченное здание собора, причем новое. – Ну вот и приехали. Если случится что – заходите… – Спасибо. А вы сейчас в Брянск? – Нет, здание управления тут недалеко. Губцентр-то сейчас не Брянск, а Бежица. Счастливо устроиться! Как только Виктор отошел от неожиданного известия, что именно Бежица вдруг стала центром губернии, он вошел в редакцию газеты, которая, между прочим, называлась «Губернский голос». В коридоре, по верху стен которого тянулись ряды проводов на фарфоровых роликах, чувствовалась духота, пахло откуда-то масляной краской, а на одной из стен висел большой комикс в лубочном стиле под названием «Каторга – путь к светлой жизни». Комикс был про некоего Фрола, который воровал чемоданы на вокзале, попал на каторгу, там научился ремеслу и слушал наставления священника, а после освобождения пошел работать на фабрику и стал типа крутым меном, а его бывшие дружки, не бросив воровского ремесла, спились, бомжуют и ему завидуют. «Социальная реклама», – заключил Виктор и поискал дверь приемной. Она была открыта для создания сквозняка, и через нее Виктор увидел из коридора хозяина кабинета. Главный редактор оказался мужчиной средних лет, с окладистой бородой, по случаю теплого вечера в рубахе с расстегнутым воротом. Судя по голосу, он кого-то распекал – кого, из коридора видно не было. «М-да. Момент для разговора, видно, неудачный…» – Нет, ну что это значит? Кто говорил анонсировать? Кто за Самодерникова ручался, кто, я спрашиваю, кто? Нет, ты смотри, что я теперь буду сюда ставить? Какой, к черту, «материал есть», если мы анонсировали фантастику! Очерк о будущем! Сами себе зажали дверью… – Так завтра же Духов день, можно вставить стихи и чего-нибудь про это… – Можно! Можно! А на кой ляд на этот номер анонс давали? Народ ждет, купит из-за рассказа, а там – вот! Стихи! Стихов он завтра ждет! Нет, ну с кем работать, с кем работать, это же конец полный… Рожай! Хоть что рожай!.. «А может, и не такой неудобный…» – подумал Виктор, и его вдруг просто понесло внутрь. – Извините, – начал он прямо от двери, предупреждая «Какого черта, я занят». – Вам, кажется, фантастический рассказ нужен? – Проходите. Принесли рассказ? – Какой нужен и в каком объеме? – О будущем. О технике. Любой технике будущего. Сейчас. Большой будет – урежем… Иди, иди… – Главный редактор замахал рукой высокому молодому мужчине, возможно начотдела, тому самому, которому он только что выговаривал. – «Телефон в кармане». Тема подойдет? – Давайте, давайте. Где… где у вас? – Вот тут, – Виктор постучал себя по лбу, – сейчас записываю и отдаю вам. Бумаги можно? – Берите. Да, вас как? – Еремин, Виктор Сергеевич. – Бурмин, Аркадий Иваныч. Давайте, давайте… Виктор устроился в приемной возле места машинистки, быстро набросал нечто популярное про мобильники и вернулся в кабинет, где горящий от нетерпения Бурмин выскочил ему навстречу из-за стола. – Давайте, давайте сюда. Тут Виктор к ужасу своему вспомнил, что машинально написал рассказ шариковой ручкой. «Ну, вот вы и попались, Штирлиц…» – Одну минуточку, я там поправлю… – Сами поправим! Так. «Мадемуазель Клаудия Шиффер изящным движением раскрыла сумочку»… Мы-мы-мы… о!.. Ого! Так. Сколько тут? Идет. – Что-то сократить, подредактировать? – Сами. – Он нажал на кнопку звонка. – Черт, Анфису, как на грех, отпустил сегодня… Епифанов! – заорал он в коридор. Послышались шаги. – Так. Вот я пишу расписку, кассир выдаст пять рублей. – Пять рублей? – рассеянно переспросил Виктор. Он еще не был в курсе здешних валют и расценок. – Семь! Семь! Но вы меня режете! Вы пользуетесь моим безвыходным положением. Епифанов! Вот это, срочно, ну ты разберешься, давай, давай… |