Онлайн книга «Внук сотника»
|
Дело не в иной вере, а в иной жизни. Христианский князь – единовластен, а князь у язычников был просто воеводой. Без слова веча и без одобрения волхва ничего сделать не мог. Понятно? – Другой способ управления требует и другой идеологии, другого духовного обоснования, язычество самовластия не приемлет. – Так, а единобожие, сиречь монотеизм: «Един Бог на Небе – един царь на земле». * * * «Да, а Нинея-то говорила: все ворованное. Послушала бы она те наши беседы, а еще лучше, поговорили бы они между собой по душам, вот было бы интересно послушать. Она-то тоже мне про внуков божьих толковала, только по-другому. Так ведь нет, убить друг друга готовы». – Миша! – Монах впервые за весь день обратился к Мишке по имени. – Трудно тебе там было? Ведьма-то, поди, искушала от истинной веры отречься? – Да нет, впрямую не искушала, так только – намеками. – А ты? – А я ей из Екклезиаста читал. – И?.. – А она Екклезиаста, оказывается, лучше меня знает, и философов древних тоже. – Удивляешься? – Странно как-то: старуха, в глухой деревне… – Старуха… нет, Миша, не простая это старуха… Ходила она когда-то в шелках и ела на золоте. – Нинея?! – Гредислава… Боярышня древлянская. – Боярышня? Так древлянское княжество еще княгиня Ольга… Сто пятьдесят лет прошло! – Больше. Почти сто восемьдесят. Только род Нинеи такой древний, что для него и триста лет – не срок. Ничего не забыли и ничего не простили. – Но здесь земли дреговичей, а не древлян. – Где-то же древлянам надо было укрыться. – А Беляна? Их матери за двоюродными братьями замужем были. – Не знаю, Миша, не знаю. Братья те, думаю, тоже не из простых. Был мне наказ от владыки – дознаться обо всем, да поздно теперь. – Почему поздно? – Она не расскажет, а люди ее мертвы все. Покарал росподь, не стал людской кары дожидаться. – Так о ней сам владыка знает? – И не только о ней. Ты думаешь, мало их – от прежних времен оставшихся? Думаешь, смирились они с потерей власти? Мы про них все должны знать, готовыми быть ко всему… Отец Михаил снова зашелся в кашле. – Полежи, отче, не разговаривай. – Нет, я тебя расспросить должен. Намекала, говоришь? На что? – Ну… Попрекнула, что Екклезиаст христианином не был, а мы его книгу священной почитаем. – А ты? – Не нашелся я, не сумел ответить. – Вот они – происки врага рода человеческого: посеять сомнение, смутить. А потом это сомнение тебя как ржа изнутри разъест. – А как же я ответить должен был? – Потом, Миша, потом об этом поговорим. Люди к ней какие-нибудь приходили? – Не видел, но я дней семь в беспамятстве был… Или спал, Нинея усыплять умеет. – Что, и среди дня усыпляла? – Бывало. Она говорила: сон – лучшее лекарство. – Бывало, значит… А странностей каких-нибудь не заметил? – Так там все странное, деревня-то вымерла. – А кто хоронил? Не Нинея же трупы таскала? – Вроде бы Велимир. Сложил всех на костер, тризну справил, а потом сам повесился. – Это она тебе сказала? – Да. – А поля он тоже в одиночку все сжал? – Да я же говорю – все странное. Поля сжаты, огороды убраны, скотина вся куда-то подевалась. А у Нинеи запасов на несколько лет, и все свежее. – Помог ей кто-то? – Она сказала: мир не без добрых людей. – Настолько добрых, что в жатву свои поля бросили и Нинее помогать пришли? – Не знаю… Может, нечистую силу призвала, а в уплату всю скотину ей отдала? – Сам-то веришь в то, что сказал? – Ну… поля же кто-то сжал… – Ты кликушу-то темную из себя не строй! «Вот уж хрен вам, стукачом епископального КГБ я не нанимался!» – Прости, отче, не придумалось больше ничего. – Я отдохну, Миша, а ты подумай, может, еше чего вспомнишь? * * * До Ратного успели добраться еще засветло. Мишка, въехав в речные ворота, поворотил было к церкви, но отец Михаил, молчавший почти всю дорогу, вдруг подал голос: – Правь к себе, Миша, и помоги сесть: негоже мне перед паствой слабость являть. «Вот она – сила Церкви: больной не больной, а пиар обеспечь! Съездил в логово нечисти, с колдуньей сразился, отрока невинного освободил, теперь семейный конфликт улаживать будет. Орел наш отец Михаил не убоялся и преуспел! Бабий „Интернет“ распространит и обсудит, паства оценит и проникнется». – Войдем в дом, стой возле меня и ничего не говори! – Да зачем, мы же… – Не перечь! О семье подумай: если одному можно супротив хозяина дома норов выказывать, значит, и другим тоже! Смиренность и почтение – не блажь старших, а залог крепости семейных уз и покоя в доме, благолепие трудом и терпением созидается, а наипаче – обузданием гордыни. Я тебя когда-нибудь плохому учил? – Нет, что ты! – Вот и делай, что говорю. Будь ты хоть трижды прав, почтение к старшим являть обязан, понеже младшие, на тебя глядя, к тебе тоже почтения проявлять не станут. Понял? – Понял, но… – Никаких «но»! Только стой и молчи. Я за тебя все сделаю, ибо уничижение паче гордости. «И в этом тоже сила. Иерархическая структура: подчиняйся старшим и получишь право требовать подчинения от младших. Каждый на своем месте работает на достижение общей цели. И попробуй, блин, только вертухнись!» Все семейство было в сборе: то ли случайно так вышло, то ли ждали, предупрежденные отцом Михаилом. – Господи Иисусе Христе, сыне Божий, помилуй нас! Отец Михаил размашисто перекрестился в Красный Угол. – Аминь! Семейство дружно закрестилось в ответ. «Все-таки ждали: очень уж стройно ответили „Аминь“. – Исполать тебе, брат мой во Христе Кирилл! В твердой вере ты воспитал внука своего отрока Михаила! Не поддался он искушениям дьявольским и неколебим остался, в вертепе нечистой силы пребывая. Не убоялся в поединке с богомерзкой колдуньей встать на сторону истиной веры и помочь мне сатанинским чарам противостоять. |