Онлайн книга «Покоренная сила»
|
– Ты что, поп? – Юлька взглядом смерила Мишку с ног до головы. – Что-то непохож! – Ну для этого необязательно попом быть, да и рассказывать можно по-разному. – Это как же? – Ну к примеру… – Мишка задумался, но почесать в затылке мешали ведра с водой. – Вот есть, к примеру десятая заповедь: «Не пожелай достояния ближнего своего…» Можно, конечно, просто из Писания прочесть, потом что-то от себя пояснить, на вопросы ответить если кто чего не понял… А можно еще и так: Добра чужого не желать Ты, Боже, мне повелеваешь; Но меру сил моих ты знаешь — Мне ль нежным чувством управлять? Обидеть друга не желаю И не хочу его села, Не нужно мне его вола, На все спокойно я взираю: Ни дом его, ни скот, ни раб, Не лестна мне вся благостыня. Но ежели его рабыня Прелестна… Господи! Я слаб! И ежели его подруга Мила, как ангел во плоти, — О Боже праведный! Прости Мне зависть ко блаженству друга. Кто сердцем мог повелевать? Кто раб усилий бесполезных? Как можно не любить любезных? Как райских благ не пожелать? Смотрю, томлюся и вздыхаю, Но строгий долг умею чтить, Страшусь желаньям сердца льстить, Молчу… и в тайне я страдаю. [4] Разумеется, в Мишкином переводе на древнерусский язык получилось корявенько, и пушкинской иронии Юлька, похоже, не уловила, но была очарована. – Красиво как… «И ежели его подруга мила, как ангел во плоти…» – Юлька надолго замолчала, о чем-то задумавшись, потом спросила: – Это тоже из книг? – Да, был такой поэт… э-э… книжник. Александром звали. Он много красивых стихов написал. – А еще помнишь? – Помню, только… он ведь не по-нашему писал, переводить надо. Я потом переведу, почитаю тебе еще. – А это ты для своих ребят перевел? – Сначала думал, что для них, а потом понял, что им это не годится. Ты первая услышала. Понравилось? – Еще бы! – Юлька помолчала, потом тихо повторила еще раз: – Мила, как ангел во плоти… Разве такое бывает? – Бывает. Александр толк в любви знал. Из-за любви и погиб на поединке. – Он что, воином был? – Нет, но оружием владел отлично, много поединков выиграл. – Расскажи еще про него. – Предки его были из жарких стран, но сам он жил на севере в… землях Великого Новгорода, хотя и путешествовал много… Рассказывать биографию Пушкина, адаптируя ее к понятиям XII века, оказалось совсем не просто. Мишка часто запинался, не зная, как описать элементарные, казалось бы вещи, и в конце концов понес откровенную отсебятину. В результате получилась какая-то совершенно чумовая смесь Садко и Айвенго, к Пушкину ни малейшего отношения не имеющая. Но Юлька заслушалась, а когда «франкский рыцарь Дантес» все-таки смертельно ранил «боярина Александра», даже грустно вздохнула. Между тем рейсы от реки к огороду продолжались, деревянные ведра, напитываясь водой, становились все тяжелее и тяжелее, Мишка почувствовал, что опять заныл правый бок. – Давай-ка, Юль, передохнем немного, что-то я запыхался, с разговорами. – Давай. Все ж таки побился ты крепко, повезло, что кости не переломал. Не болит нигде? – Нет, – решил не признаваться Мишка. – Так, запыхался немного. – А за Александра отомстили? – Что? А, да. Другой боярин – Михаил Юрьевич – так этого Дантеса приложил… Но это уже совсем другая история. Посидели на бревнышке, помолчали. Юлька о чем-то задумалась, Мишка прислушивался к тому, как постепенно затухает ноющая боль в боку. Вставать и снова браться за ведра не хотелось, да и бочки были уже наполнены на три четверти. – Юль, теперь ты чего-нибудь расскажи. Помнишь, как ты про Макошь мне рассказывала? Интересно было. – Да не знаю я никаких историй книжных. Не про болячки же тебе рассказывать? Слушай! – вдруг встрепенулась Юлька. – А про лечение в твоих книгах ничего нет? «Ну вот, хоть на пупе перед ней вертись, а она все равно на медицину разговор свернет. Эх, ей бы хотя бы учебник анатомии, да где его возьмешь?» – Нету, Юль, если бы попалась, сразу бы тебе принес. Постой, а ты читать-то умеешь? – Да что ж я, дура набитая? – оскорбилась Юлька. – Можно подумать, на все Ратное ты один грамотный. Совсем очумел там со своими дуроломами! Тоже мне мудрец, других так и за людей не считаешь! – Юль, я же только спросил… – Да ну тебя! Так хорошо было… Юлька нахохлилась и отвернулась. – Ну прости дурака, Юля, хочешь, я тебе про отца всех лекарей расскажу? – Да ну тебя… Про какого отца лекарей? – Про лечение мне книжки не попадались, а вот про лекаря знаменитого я в одной книге читал. Звали его Гиппократ, и жил он полторы тысячи лет назад в Греции. Греки почитали Гиппократа лучшим лекарем в мире, а он считал, что медицина – лекарское дело – благороднейшее из всех искусств. За великие знания и мудрость греки называли его «отцом медицины». Мишка попытался припомнить еще что-нибудь, но ничего, кроме клятвы Гиппократа, в голову не пришло. – Гиппократ придумал лекарскую клятву, которую должен был приносить каждый, кто выучился лечебному делу. Начиналась клятва с поминания греческих богов – греки тогда еще не были христианами. Потом шло обещание почитать своего учителя, как отца, а всех лекарей – как братьев. А дальше там шли такие слова: «Я направлю режим больных к их выгоде сообразно с моими силами и моим разумением, воздерживаясь от причинения всякого вреда и несправедливости. Я не дам никому просимому у меня смертельного средства и не покажу пути для подобного замысла; точно так же не вручу никакой женщине абортивного пессария. Чисто и непорочно буду проводить я свою жизнь и свое искусство. Я ни в коем случае не буду делать сечения у страдающих каменной болезнью, предоставив это людям, занимающимся этим делом. В какой бы дом я ни вошел, я войду туда для пользы больного, будучи далек от всего намеренного, неправедного и пагубного, особенно от любовных дел с женщинами и мужчинами, свободными и рабами. Что бы при лечении – а также и без лечения – я ни увидел и ни услышал касательно жизни людской из того, что не следует когда-либо разглашать, я умолчу о том, считая подобные вещи тайной. Мне, нерушимо выполняющему клятву, да будет дано счастье в жизни и в искусстве и слава у всех людей на вечные времена; преступающему же и дающему ложную клятву да будет обратное этому [5] ». |