Онлайн книга «Законы прикладной эвтаназии»
|
– Ты дома? – Не совсем. – Но в Нижней? – Да. – Я хочу к тебе заскочить, а то уже полторы недели не видно тебя, не слышно. – Ну, ты ж знаешь, вся в работе и учёбе. Через полчаса вернусь домой. – Я буду у тебя примерно через час. – О’кей. Пока флаер летит, Варшавский думает о том, что он может рассказать полиции, и приходит к выводу, что ничего. Вообще ничего. Его смерть выгодна огромному количеству влиятельных людей. Слишком много прямых врагов в разных лагерях, речи об их объединении быть не может. Он переключается на мысли о дочери. Он знает, что у неё появился, наконец-то, более или менее постоянный молодой человек со смешной фамилией. Более того, она лично просила принять его в лабораторию времени, хотя до этого парень работал где-то в области обслуживания лифтов. Ну и ладно, это совсем небольшой каприз. Умов в лаборатории хватает, а руки лишними не бывают. Варшавский гордится дочерью, которая в девятнадцать лет вошла в состав лаборатории, работающей в серьёзнейшем направлении. Честь открытия века, если таковое произойдёт, будет принадлежать в том числе и ей. Впрочем, насколько знает Варшавский, в мире есть ещё ряд лабораторий времени – не менее секретных и не менее серьёзных. И она умна. Умна настолько, что может войти в большую политику, стать его преемницей. Варшавский уверен в этом на все сто. Другой вопрос, что Майю не слишком интересуют политические дрязги. Но это поправимо. Флаер приземляется, по соседству опускаются флаеры сопровождения. Автомобиль уже ждёт Варшавского. В салоне он один, никто из охранников не присоединяется. Дорога до апартаментов Майи занимает около пяти минут. Квартира Майи около бывшей «Алексеевской» невелика. Три комнаты. Для дочери министра дел ближнего космоса – практически ничего. Варшавский предлагал ей более престижный район, большую площадь, но Майя отказалась. Уют, сказала она. Самое важное – уют. Поэтому в её гостиной есть камин. Настоящий, с огнём, дровами и брызгами искр на ковёр. Правда, искры – имитация, но от настоящих не отличишь. Дверь разблокирована для него. Он входит. – С тобой всё нормально? – говорит она с порога. – В тебя стреляли! Майя взволнованная, но весёлая и солнечная. – Всё в порядке, не попали. А вот Максиму не повезло. Он чмокает дочь в щёку. – Попали? – Убили. – Ужас. Уже понятно, кто? – Нет, сегодня еду общаться с полицией. Майя резко меняет тему. – Есть будешь? – Буду, почему бы и нет. Есть женщины, которые любят готовить. Майя не из таких, она всецело доверяет электронной кухне. Его вкусы – овощной салат, свинина, зелёный лук – Майе хорошо известны. Варшавский проходит в кухню. Большое помещение, ворсистый пол, диваны, принимающие форму тела, барная стойка. – Как дела? – Он усаживается на диван. – Да как обычно. Ты каждый раз задаёшь одни и те же вопросы. Лучше расскажи про покушение. – Ты же одинаково отвечаешь на мои одинаковые вопросы. А о покушении пока нечего рассказать. Автоматический пулемёт, датчики. Вышел из машины на площади Лифтов, и тут… – В тебя попали? – Немного. – Больно? – Нет, конечно. Заживёт за пару дней. – А Максим?.. – В голову. Такое уже не вылечишь. – Ужас. Ты слишком беззаботна, моя девочка. Слишком легко ко всему относишься. – Давай не будем об этом, – просит Варшавский. – Если что выяснится, я тебе расскажу. Всё в порядке, я жив и не пострадал, если не считать одной царапины. Это обычное дело. – Обычное дело – покушение на тебя? – Считай что так. Политика. – Политика… Смотрела твою пресс-конференцию, – говорит Майя. – И как? – Внушает. Даже сама поверила. – А раньше не верила? – Раньше как-то безразлично было. Нужно для науки – значит, нужно для науки. Варшавский поднимает на Майю глаза. – Майя, а что ты думаешь об этом сама? Вот такой ты, Варшавский. Ты даже дочь переводишь на разговор о политике. Тебя на самом деле не интересует ничего, кроме твоей идеи. Ты весь в этой идее, у тебя ничего больше нет, и ты ни в чём больше не нуждаешься. – Па, я правда ничего об этом не думаю. Я – историк. И потому работаю в области перемещений во времени. Ты сам это инициировал. Мне интересна музыка середины двадцатого века, металл и романы Милорада Павича. Как я могу сказать тебе что-то о том, что меня совершенно не интересует? Варшавский хочет сказать, что отсутствие гражданской позиции – это не очень хорошо, но сдерживается. Его самого тошнит от того, каким он стал на министерском посту. – Ладно, я не хотел тебя обидеть. Еда появляется на столе. – Да я не обиделась. Просто у нас разные взгляды на жизнь, и это не потому что ты на тридцать лет меня старше. Варшавский уже ест. – Кстати, что твой роман? – Ты про что? – Про парня со смешной фамилией. – Встречаемся. Ничего серьёзного. Варшавский чувствует, что Майя врёт. Неосознанно. Даже не отцу, а самой себе. Ничего серьёзного с её стороны, а парень наверняка влюблён по уши. Он не знает, о чём говорить с дочерью. Хочется рассказать о предстоящей встрече с Якобсеном, но нельзя, да и неинтересно ей это. Его жизнь превратилась в стандартную череду распоряжений, решений, совещаний, переговоров. Ничего нового уже много лет. – Как лаборатория? – Какая из? – Времени. Про анабиоз, думаю, рассказывать нечего. – Ну почему? Я при случае могу собрать и разобрать анабиозис голыми руками. При том, что ты сам знаешь, откуда они у меня растут. Варшавский смеётся. – А время… Моя роль невелика. То есть я планирую предстоящие испытания. В какое время отправиться, что туда с собой взять, на каком языке разговаривать. Хотя до путешествия ещё далековато. – Но движение есть? – Едва теплится. Думаю, когда мне стукнет сто лет, как раз можно будет начинать испытания. Еда вкусная. Электронный повар редко ошибается. Майя хочет вернуться к разговору о покушении, но не решается. – Не нужно об этом, – говорит Варшавский. – Правда. Мне не хочется об этом говорить. |