Книга Кардонийская рулетка, страница 70 – Вадим Панов

— Мы перешли к угрозам? — хладнокровно осведомился астролог. — Мы растеряли чувство юмора и моральные принципы?

— Я не человек, у меня их присутствие необязательно.

— В школе учиться не пробовал?

— Это мне тоже необязательно, — отрезал медикус.

Было видно, что он серьезно разгорячился, но сдерживается. И никто не знал, когда прогремит взрыв.

— Меня беспокоит, что я не вижу Бедокура, — поморщился ИХ. И посмотрел на часы. А потом зачем-то — на веселящихся унигартцев. — Он ведь вроде собирался?

— Придет, — успокоил суперкарго Хасина. — Чира никогда не пропускает праздники, считает это плохой приметой.

— Так для чего здесь мишени? — повторил Мерса.

— Эти? — Бабарский почесал в затылке, после чего неожиданно предложил: — Спроси у местных, им лучше знать.

И кивнул на соседний столик, за которым выпивали два бородатых ушерца.

— А здесь гораздо лучше, чем на архипелаге, — громко рассмеялся Гатов, беззастенчиво тиская податливую девицу. — Даже вихелем пахнет!

— С соседнего столика несет, — доложил всезнающий Бааламестре.

— А у тебя есть?

— Еще не раздобыл, чтоб меня пинком через колено.

— Тормозишь… — Павел бросил взгляд на соседний столик, за которым веселились инопланетники, пробурчал: «Успеем» и вернулся к девице: — Как тебя зовут, рыбка?

— Марта. — Девушка надула губки. — Я ведь говорила.

Зеленые глаза, каштановые кудряшки, тонкая блузка с большим вырезом, цветастая юбка до пола: именно то, что пожелал пошедший в отрыв магистр. Сегодня Гатов хотел быть простым, как грузчик, не думать ни о чем, кроме развлечений, и пока у него получалось.

— Уши у меня привинчены к другой голове, рыбка, так что я ничего не слышал. — И Павел запустил правую руку под блузку красавицы.

— Почему ты называешь меня рыбкой? — осведомилась Марта, крепче прижимаясь к ученому. Обнаженная рука обвилась вокруг шеи магистра.

— Потому что я с Ушера.

— Рыбы холодные и скользкие.

— И влажные, — припомнил Павел.

— Нахал! — Однако отстраняться девушка не собиралась. — Я хочу еще игристого.

— Зови полового.

Зрители не забывали сопровождать выступления артистов обильными возлияниями, и теперь в харчевне установился добросердечный бедлам главного этапа попойки — самого душевного и веселого, того самого, ради которого, собственно, попойки и затеваются. Вино слегка ударило в голову, раскрепостило, но не развезло, развеселило, развязало языки, но окутало вселенским добродушием, позволяя воспринимать с улыбкой все. То есть — абсолютно все. Разговоры становились громче, любая шутка воспринималась на ура, планка приличий неспешно сползала в подвал, и развязные жесты Павла никого не смущали.

— А мне еще пива, — подал голос Бааламестре, обнимающий сразу двух прелестниц. — И где наше горячее?!

— Ты сам горячий, красавчик.

— И крепкий, — добавила вторая.

— Не надо льстить авансом, рыбки, — хмыкнул Каронимо.

Прелестницы дружно хихикнули.

— Извините, вы не объясните, для чего э-э… нужны мишени?

Павел обернулся и пару мгновений непонимающе таращился на задавшего вопрос очкарика в клетчатом костюме, материализовавшегося с окраины вихельного облака.

— Что?

— Э-э… мишени, — повторил очкарик. — Зачем они?

— А подождать пару минут нельзя? — грубовато поинтересовался Бааламестре. — Скоро сам увидишь, чтоб тебя пинком через колено.

Очкарик пожал плечами, собираясь отвернуться, но был остановлен.

— Каронимо, зачем так? — укоризненно протянул Гатов. И дружелюбно осведомился у очкарика: — Судя по костюму, ты не местный?

— Я э-э… с Бахора. — Незнакомец поправил очки. — Позвольте представиться: Андреас Оливер Мерса, доктор…

— Уже доктор? — удивился Павел. — Ты молод.

— На Кардонии полно молодых докторов, — сообщила Марта, деловито наполняя бокал принесенным игристым. — Неделю назад меня осматривал совсем юный мальчик. Слушай, он так покраснел, когда я сняла трусики, что мне стало его жалко.

Но ученый не собирался выслушивать подружкины откровения:

— Павел Гатов.

— Тот самый? — вытаращился Мерса.

Про себя он определил случайных собеседников «ушерскими цепарями». Мелкий, так типичный: одежда, серьга в ухе, татуировки, браслеты с разных миров… А уж то, как он тискал девицу, говорило само за себя — цепарь однозначно. Плотный казался механиком — его сдавал жилет с многочисленными карманами. Алхимик заранее определил собеседников, и потому представление Павла повергло Мерсу в шок:

— Тот самый Гатов?!

Обязательные вопли «Неужели?!», «Не верю!», «Какая честь!» магистр терпеть не мог, а потому мгновенно перешел к делу:

— Ты на выставку, доктор? На кого работаешь?

— На монополию, корпорацию, концерн или синдикат, — зевнул Бааламестре. — Разве не видно?

— Ты знаешь столько забавных слов, — хихикнула та, что прижималась слева.

— Я даже знаю, что они значат, — не стал скрывать Каронимо.

— Ты такой умный.

— В первую очередь видно то, что он бухает с цепарями, — хмыкнул Гатов. И вернулся к Мерсе: — Так что, доктор, мой брат прав? Ты из концерна или синдиката?

— Я э-э… имею честь быть корабельным алхимиком исследовательского рейдера Астрологического флота «Пытливый амуш». — Андреас попытался воздействовать на развязных собеседников строгим взглядом, но попытка не удалась.

— Того самого «Амуша»? — Теперь удивился Павел. — Того чокнутого адигена?

— Возможно, э-э… того самого. — Мерса поправил очки и с достоинством продолжил: — Вы не ответили на мой вопрос, синьор Гатов.

— Мишени? А ты не так смышлен, как хочешь показаться, доктор.

— Он действительно врач? — поинтересовалась «рыбка».

— Тебе наш новый друг не поможет, — огорчил девушку Павел. И тут же продолжил: — Мишени нужны для демонстрации меткости, в нашем случае — меткости гарпунщика. Гарпуны, в свою очередь, нужны для добычи крупной рыбы…

— Я знаю.

— Вот и хорошо: я проявил должный уровень воспитания, — хмыкнул ученый. — Теперь твоя очередь колоться: ты служишь чокнутому адигену?

— Он служит адигену? Он раб?

— Пусть доктор скажет.

Вам!

Андреас съежился — он не ожидал, что «демонстрация меткости» начнется так скоро.

Вам!!

Мускулистый рыбак метнул гарпун во вторую мишень, что располагалась в шаге от Мерсы, заставив несчастного алхимика испуганно пригнуться, а его соседей — расхохотаться. Бросок был такой силы, что стальной наконечник вошел в толстые доски мишени почти наполовину.