
Онлайн книга «Таинственная история заводного человека»
— Знаю. Болит страшно. — У меня тоже, — заметил Честен. — А ведь меня не били. — И меня. Но под черепом всё равно что-то пульсирует, — отметил Бёртон. — А я в ажуре! — вмешался Спенсер. — Может быть, жизнь на улице делает человека сильнее? Наконец ругань и угрозы остались позади. Быстро миновав Уголок ораторов, они вырвались на Парк-лейн. За ними уже лился поток рабочих. Зазвенели разбитые стекла, послышались крики и вопли. Бёртон оглянулся и увидел, как одна группа рабочих перевернула кэб. Другая остановила паросипед, стянула на землю седока и принялась его избивать. Королевский агент и его товарищи бежали до угла Эджуэр-роуд. Мимо прогрохотал многоножка-омнибус, который называли многобус; выброшенная им туча окутала всю оживленную улицу. Клубы пара сформировали две призрачные фигуры, которые, однако, быстро растаяли. — Спусти меня вниз, — проворчал Суинберн. Спенсер поставил поэта на ноги, и коротышка тут же согнулся вдвое, схватившись за голову. Бёртон взял своего друга за руку и спросил: — Ведь это та самая боль, которую ты испытывал в лабиринте Тичборн-хауса, не так ли? — Да. Стук в мозгу. Говорю тебе, Ричард, они словно пытаются проникнуть ко мне в голову! Траунс взглянул на Суинберна и сказал: — Клянусь святым Иаковом, я понимаю, что он имеет в виду! — Непонятная невидимая сила, которая пытается подчинить наш разум, — ответил Бёртон. — В прошлый раз ей удалось проделать это с Алджи, но теперь он в состоянии сопротивляться. Детектив-инспектор Честен обернулся к своему коллеге: — Вызываем подкрепление: бунт разрастается — может стать совсем плохо! Траунс схватился руками за лоб: — Конечно! Я совершенно забыл о своем долге! И вообще почти не в состоянии думать. Капитан Бёртон, прости, но мы с Честеном вернемся к работе: позовем констеблей и попробуем утихомирить толпу. Бёртон спустил Фиджета на землю и отстегнул поводок, потом потряс руки обоих полицейских: — Очень хорошо! Удачи вам! И будьте поосторожнее! Честен и Траунс бросились прочь, а Бёртон обратился к бродячему философу: — Спасибо, Герберт, ты вытащил нас из большой беды! Но что ты вообще там делал? — Работал в толпе, босс. — То есть просил милостыню? — Точно. — Но ты же работаешь и хорошо получаешь! — Более или менее, но, как говорится, люблю держать себя в форме. Правда, сегодня только время потерял. Если они что и давали, так одному лишь чертову Претенденту, а не мне! — Спенсер поглядел на Суинберна, который едва стоял, тяжело навалившись на Бёртона. — Ну, парень, как ты? — Хочу бренди! — Хватит с тебя на сегодня! — фыркнул Бёртон. — Проклятый Винсент Снид! И все остальные!.. — простонал поэт. — Герберт, пошли ко мне: я перевяжу твою рану на лбу, — сказал Бёртон. Они пошли по Эдвард-роуд, потом свернули на Сэймур-плейс. Мимо, в том же направлении, пробегали люди. Грохотали кэбы и паросипеды, выбрасывая дым в и без того душную атмосферу: все они тоже бежали от бунта. Бёртон отчетливо видел, как хорошо одетый призрак материализовался в струях пара и подплыл над булыжной мостовой к уличному певцу, который стоял, прислонившись к фонарному столбу. Его глаза были закрыты, он не обращал внимания ни на приближающегося призрака, ни на панику вокруг и печально пел песню «Молли Малоун»: Торговала ракушкой ее мать-старушка И батюшка Молли, покойный Малоун. Тележку таскали повсюду, кричали: «Ракушки и мидии свежие, оу!» Призрак закружился над певцом. В какой-то момент привидение стало полностью непрозрачным, превратившись в силуэт высокого бородача, потом снова растаяло. Бард остановился, вздрогнул, тряхнул головой и опять запел, но песня изменилась, хотя, похоже, он сам об этом вряд ли подозревал: Мне нужен тот, в чьем сердце честь, А не мерзавец важный. Пусть он расскажет всё как есть, Как Кенили отважный. Вот честный стряпчий, не бурбон: За Роджера он стал. За ним права, за ним закон — Он правду нам сказал. И люди скажут: наплевать, Король ты, лорд иль нищий, За правду должен воевать, Как Кенили и Тичборн! [105] — Да! — крикнул проходивший мимо лоточник. — Да здравствует храбрый сэр Роджер! — Ура! Ура! Ура-а-а! — отозвалось множество голосов. — Все аристократы ублюдки! — завопил разносчик молока. — Долой чертовых ублюдков! — Он нагнулся, подобрал с земли камень и запустил его в окно. Бёртон и Спенсер, волоча за собой Суинберна и Фиджета, добрались до Монтегю-плейс и поднялись по ступенькам дома номер четырнадцать. Парадная дверь оказалась открыта, стол в прихожей перевернут, картины висели криво; юный Оскар Уайльд, продавец газет, собирал с пола куски разбитой вазы. Его лицо выглядело так, словно по нему прошлись острые когти. Из чулана под лестницей доносились глухие крики и шлепки. — Что здесь произошло, Язва? — воскликнул Бёртон, сгружая Суинберна на стул. — О, это вы, капитан! Наконец-то, — ответил Оскар. — Я шел мимо и услышал какой-то непонятный шум, доносившийся из дома. Вы же знаете: торговля газетами надоела мне хуже горькой редьки, и я предпочитаю совать нос в чужие дела. Похоже, ваша служанка совсем сбрендила: она напала на миссис Энджелл. — Что? Элси? А где миссис Энджелл? Она цела? — Не беспокойтесь, капитан, она в полном порядке, просто отправилась вниз немного отдохнуть. А я пока навожу порядок. — Спасибо, Язва, ты славный парень! — Бёртон поставил стол на ножки. — Так ты запер Элси в чулане, верно? — Конечно. Иначе эта юная мисс разнесла бы весь дом. Ну и коготки же у этой дикой кошки! Бёртон вздохнул: — Ладно, пусть остается там, пока не успокоится. Я бы спросил, что на нее нашло, но, увы, я знаю ответ: Тичборн! — Да, похоже на то. Она что-то непрерывно верещала о подавлении рабочего класса. — Тичборн не рабочий класс, — пробормотал Суинберн. — Вы совершенно правы, мистер Суинберн! Но человек, который утверждает, будто он Роджер Тичборн, скорее всего, именно рабочий, как вы думаете? — Мне это кажется совершенно очевидным, — сказал Бёртон, — но тех, кто думает иначе, подозрительно много. Судя по тому, что я видел сегодня, его поддерживают три четверти лондонцев, хотя, безусловно, им известно, что он лгун и шарлатан. Это какое-то всеобщее умопомешательство! |