Книга Кровавый разлом, страница 40 – Юхан Теорин

Но соседское согласие было нарушено. Нет мира под оливами.

Сука!

Слово застряло у него в голове. Он занимался праздничным обедом.

Джерри, Пер и Йеспер с Ниллой — три поколения будут вместе праздновать Пасху. На веранде посидеть не получится — слишком холодно. Поэтому он накрыл стол в гостиной, за столом, рядом с которым стоял изукрашенный резьбой деревянный сундук Эрнста. Он расставлял тарелки и косился на троллей, которые, улыбаясь, удирали в свою нору. Чему они, собственно, улыбаются? И почему принцесса плачет? Неужели рыцарь опоздал и не успел защитить ее честь?

— Пелле, — услышал он за спиной.

Отец неслышно вошел в комнату.

— Скоро будем есть, Джерри. Садись… пасхальные яйца… ты же любишь пасхальные яйца, Джерри?

Джерри покивал головой и уселся за стол.

— Сколько захочешь, столько и съешь, — сказал Пер, расставляя тарелки. Тут ему в голову пришла мысль. — И чтобы никаких журналов за столом, понял? — Он повернулся и пошел за детьми.

За обедом Джерри все время молчал. Близнецы тоже были не особенно разговорчивы. Ели пасхальные яйца, но мысли их были где-то далеко.

— Гулять ходили? — спросил Пер.

Нилла медленно кивнула. Она была очень бледна.

— Мы ходили в каменоломню, — сказала она очень тихо. — Йеспер нашел скелет.

Йеспер засмеялся:

— Какой там скелет? Одну косточку… мне кажется, это палец.

— Палец? — Пер уставился на сына. — Человеческий палец?

— Думаю, да.

— Где ты его нашел?

— В куче камней. Он лежит у меня в комнате.

— Потом посмотрим. Наверняка какое-то животное. — Он расколупал яйцо. — Но вообще не стоит носить кости в дом. Там могут быть бактерии и…

Но Йеспер его не слушал. Он уставился на что-то за спиной Пера, и в глазах его мелькнул ужас.

— Папа! — завопил он. — Нилла!..

Пер обернулся и увидел, что яйцо выпало у Ниллы из рук, голова упала на грудь и она сильно наклонилась в сторону — вот-вот упадет.

На столе перед ней были пятна крови.

— Нилла! — Пер еле успел подхватить дочь.

Она смотрела на него из-под полуопущенных век.

— Что? — спросила она странным, без обертонов, голосом, как говорят во сне. — Мне надо…

Она замолчала и бессильно обвисла у него на руках. Пер обхватил ее и прижал к себе.

— Все сейчас пройдет, — в отчаянии машинально шептал он. — Не волнуйся, девочка… сейчас все пройдет…

Но он понимал, что случилось что-то очень серьезное. Лицо Ниллы внезапно покраснело, и Пер почувствовал, что по руке его течет что-то теплое. У Ниллы пошла горлом кровь. Она потеряла сознание.

Джерри сидел с яйцом в руке, тупо уставившись на кровяные пятна на скатерти. Йеспер вскочил и, не сходя с места, смотрел на сестру расширенными от страха глазами.

Пер отнес Ниллу на диван и осторожно уложил. Она закашлялась и открыла глаза.

— Мне очень холодно, — прошептала Нилла.

Пер вспомнил слова доктора — новый препарат очень действенен, но иммунитет ослабляется, организм легко подвержен инфекциям и еще что-то…

Он, стараясь выглядеть уверенным, посмотрел на Йеспера.

— С Ниллой все будет в порядке, — сказал он, — но я должен опять отвезти ее в больницу. Сможешь побыть с дедом?

Йеспер кивнул.

— И позвони матери…

Больница была почти совершенно пуста. В пасхальный вечер люди были только в приемном покое. Ниллу положили на каталку и увезли куда-то по коридору. Перу оставалось только пройти в ее отделение и ждать.

Пер сел на стул в коридоре. Он привык ждать. Он ждал. Он ждал, и ждал, и ждал…

Прошло больше часа. Открылась дверь, и появилась Марика со своим Георгом. Георг выглядел точно так же, как и в те два раза, что Пер его видел, — загорелый, в хорошо сшитом темном костюме.

— Нас приглашают поговорить с врачом, — сказала Марика.

Врача, дежурившего в пасхальный вечер, Пер никогда не видел. Фамилия его была Стенхаммар. Он был еще моложе того, что лечил Ниллу, но с такими же серьезными и вдумчивыми глазами. Он сидел за компьютером.

— У меня для вас две новости: хорошая и плохая, — сказал он. Подождал ответа и продолжил: — Хорошая новость — нам удалось сбить температуру и остановить кровохарканье. Скоро мы сможем забрать ее из интенсивки.

— А можно взять ее домой? — спросила Марика, хотя спросить должна была не она, а Пер: дети в эти выходные были с ним.

— А теперь плохая новость, — сказал врач. — Пернилла домой ехать не может. Она должна остаться в клинике.

— И надолго? — опять Марика.

Доктор помолчал, а потом разразился длинным монологом. Он рассказывал обо всех анализах, о результатах обследований, что они нашли… Он говорил, и говорил, и говорил, употребляя то и дело длинные, незнакомые Перу слова.

— Эпители… как вы сказали? — перебил он врача.

— Эпителиоидная гемангиоэндотелиома. Опухоль Дабска. Очень редкая, очень необычная форма ангиосаркомы, поражающая мягкие ткани. Я понимаю, что это для вас слабое утешение, но, как врач, я обязан…

— Какой прогноз? — перебила его Марика. — Что все это значит для Ниллы?

Из нового монолога врача Пер запомнил только два слова: злокачественная опухоль.

— Так что будет лучше, если она до операции побудет у нас, — закончил Стенхаммар и, сцепив руки, положил их на стол.

Операция. Перу показалось, что пол под ним закачался.

— Вы сказали — операция?

— Да. Мы обязаны оперировать. Лучевой терапии, к сожалению, недостаточно… в данном случае речь идет об операции по жизненным показаниям.

Пер содрогнулся.

— Когда? — тихо спросила Марика.

— Скоро, пока поезд еще не ушел… — Стенхаммар сделал паузу. — И мой долг вас предупредить, что речь идет о достаточно сложной операции.

— Какие шансы? — спросил Пер, понимая, насколько неуместен его вопрос.

— Мы здесь не заключаем пари, — мягко сказал врач.

Они молча вышли в коридор. Георг пошел за кофе. Пер молчал — ему нечего было сказать своей бывшей жене, но она сама нарушила молчание:

— А где Йеспер?

— Дома.

— Один?

— Нет. С моим отцом.

— С Джерри? — чуть не крикнула Марика. Голос ее гулко отозвался в пустом коридоре.

— С Герхардом, да. Он приехал несколько дней назад.