Книга Манускрипт всевластия, страница 63 – Дебора Харкнесс

У меня, к большому удовольствию Изабо, подкосились коленки.

Мэтью с безнадежным вздохом взял меня под руку и сказал, подчеркнуто игнорируя Изабо:

— Марта, не могла бы ты приготовить Диане яичницу, тост и чашечку чая?

Экономка, переводя взгляд с хозяйки на ее сына, как зритель на теннисном матче, засмеялась, кивнула и проговорила:

— Ок.

— Увидимся за обедом, — сказал, уводя меня, Мэтью. Глаза женщин уперлись мне в спину четырьмя ледяными пятнами.

— Что тебе говорила Марта? — спросила я шепотом, хотя шептать в этом доме не было никакого смысла: все равно услышат.

— Что мы хорошо смотримся вместе.

— Не хочется, чтобы Изабо злилась все время, пока я буду здесь жить.

— Не обращай внимания. Кто лает, тот не кусается.

Следующая комната была длинная, с большим количеством разностильных столов и стульев. Над одним из двух каминов скрестили копья два рыцаря в блестящих доспехах. Крови не пролилось — фреску, очевидно, писал тот же сентиментальный энтузиаст, что украшал холл. В другой комнате сквозь открытую дверь виднелись шкафы с книгами.

— Библиотека? — воодушевилась я, мигом забыв о враждебности Изабо. — Нельзя ли посмотреть «Аврору» прямо сейчас?

— Позже, — твердо ответил Мэтью. — Когда поешь и поспишь.

Он привычно лавировал в лабиринте старинной мебели, я же за недостатком опыта стукнулась бедром о пузатый комод, и на нем закачалась ваза.

— Подниматься долго, а ты устала, — сказал он, подведя меня к лестнице. — Может, взять тебя на руки?

— Вот еще, — возмутилась я. — Еще через плечо меня перекинь, как рыцарь — пленную горожанку. — У Мэтью в глазах заплясали чертики. — Что тут смешного?

Но он все-таки засмеялся. Благодаря эху мне показалось, что здесь собралась целая компания развеселых вампиров. Я осталась при своем мнении: по этой лестнице наверняка втащили множество женщин, но я пойду своими ногами.

На пятнадцатой ступеньке я сильно запыхалась. Лестницы в этом замке строились для вампиров вроде Мэтью, длинноногих и не знающих устали, но я стиснула зубы и продолжала взбираться. Лестница, как вскоре выяснилось, вела прямо в комнату.

Я в изумлении поднесла руку ко рту.

Не требовалось сообщать мне, чья это комната — на ней лежал отпечаток Мэтью.

Мы находились в круглой башне на задней стороне дома — в той, что сохранила свою коническую медную крышу. В высоких узких окнах виднелись пестрящие осенними красками поля и деревья.

Книжные шкафы вдоль стен придавали комнате, тоже круглой, прямоугольные очертания. В стену, примыкавшую к центральному зданию, был вделан большой камин, чудом избежавший живописи девятнадцатого столетия. Кресла, кушетки, подушки были выдержаны в зеленых, коричневых и золотистых оттенках, отчего комната, несмотря на свою обширность и большое количество серого камня, выглядела уютной и теплой.

Но самый большой интерес представляла коллекция, собранная хозяином за одну из своих жизней. На полке, рядом с морской раковиной, стояла неизвестная картина Вермеера — все полотна этого художника я знала наперечет. Кажется, портрет Мэтью? Ужасно похож. Над камином меч, такой тяжелый и длинный, что только вампир и мог управляться с ним. В углу доспехи размера Мэтью, напротив подвешен человеческий скелет, скрепленный чем-то вроде фортепианной струны. На столе рядом два микроскопа старинной работы, семнадцатый век, если не ошибаюсь. В стенной нише, около вырезанной из слоновой кости Девой Марии, резное распятие, украшенное россыпью красных, зеленых, синих камней.

Снежный взгляд Мэтью тронул мое лицо.

— Твой музей, — произнесла я, чувствуя, что каждый экспонат здесь обладает своей историей.

— Кабинет, всего-навсего.

— Где ты их… — начала я, показывая на микроскопы.

— Позже, — повторил он. — До тебя еще тридцать ступенек.

Новая лестница поднималась куда-то в небо. Через тридцать трудных шагов я оказалась в другой круглой комнате, где царила огромная ореховая кровать с четырьмя столбиками, балдахином и тяжелым пологом. Вверху стропила, поддерживающие медную кровлю, у одной стенки стол, в другой камин и удобные кресла рядом. За приоткрытой дверью видна колоссальная ванна.

— Орлиное гнездо, — прокомментировала я, посмотрев в окно. Мэтью любовался этим пейзажем начиная со Средневековья. Приводил ли он сюда других женщин? Я была уверена, что приводил, но не думала, что их было много. В этом замке, по всей видимости, посторонних не привечали.

— Одобряешь? — спросил Мэтью из-за плеча, легонько дохнув мне в ухо.

Я кивнула и поинтересовалась, не удержавшись:

— Сколько лет?

— Башне-то? Около семисот.

— А деревне? Они знают про вас?

— Да. Вампирам, как и чародеям, безопаснее жить в общине, где о них знают, но вопросов не задают.

Бишопы поколениями жили в Мэдисоне, и никто шума не поднимал. Мы прятались на виду у всех, Питер Нокс тоже.

— Спасибо, что привез меня в Семь Башен. Здесь в самом деле гораздо безопасней, чем в Оксфорде. — (Несмотря на Изабо).

— А тебе спасибо, что не дрогнула перед матушкой. — Мэтью усмехнулся, точно подслушав мои невысказанные слова. — Она, как большинство родителей, чересчур меня опекает. — От него веяло свежей гвоздикой.

— Я чувствовала себя идиоткой, к тому же плохо одетой. Ни одна из моих вещей ее одобрения наверняка не заслужит. — Я прикусила губу и наморщила лоб.

— Коко Шанель тоже не заслужила. Больно высоко метишь.

Я со смехом обернулась к нему. Наши взгляды встретились, и у меня захватило дух. Взгляд Мэтью перешел на губы, пальцы тронули мою щеку.

— В тебе столько жизни, — проворчал он. — Ты нуждаешься в ком-то намного моложе.

Я привстала на цыпочки, он наклонился. Поднос, с лязгом поставленный на стол, помешал нашим губам слиться.

— Vos etz arbres e branca, — с озорным видом сказала Марта.

— On fruitz de gaug s'asazona, — пропел в ответ баритон Мэтью.

— Что это за язык? — Мы с ним прошли к камину.

— Старинный, — ответила Марта.

— Окситанский. [38] — Мэтью снял серебряную крышку, в комнате запахло яичницей. — Марта прочла стихи, чтобы вызвать у тебя аппетит.

Хихикнув и шлепнув его по руке полотенцем, Марта указала мне стул напротив.

— Сюда, сюда. Садись кушай.

Я подчинилась. Марта налила Мэтью вина из высокого стеклянного кувшина с серебряной ручкой.