Книга Манускрипт всевластия, страница 94 – Дебора Харкнесс

— Я и так уже твоя. — Я держалась за него руками, глазами, умом и сердцем. — Зачем на меня охотиться?

— Это не сработает. Ты никогда не будешь моей до конца. Я всегда буду хотеть больше, чем ты можешь мне дать.

— Утром в постели я этого не заметила. — Я покраснела, вспомнив о его недавнем отказе. — Я была куда как готова, а ты сказал «нет».

— Я не сказал «нет». Я сказал «позже».

— Ты и охотишься так? Соблазняешь, медлишь, вынуждаешь капитулировать?

Он содрогнулся.

— Покажи мне, — сказала я, не нуждаясь в другом ответе.

— Нет.

— Покажи!

Он заворчал, но я не дрогнула. Это было предостережением, не угрозой.

— Я знаю, тебе страшно. Мне тоже. — Мимолетное раскаяние в его глазах я проводила нетерпеливым вздохом. — Но с недавних пор я стала бояться не тебя, а собственной силы. Ты не видел моего колдовского потопа, Мэтью. Я могла бы смести все вокруг, не испытывая ни малейшего раскаяния. Ты не единственное опасное существо в этой комнате. Нам надо учиться быть вместе вопреки тому, кто мы есть.

— Возможно, потому вампирам с ведьмами и запрещают быть вместе, — с горьким смехом ответил он. — Возможно, эти границы не так легко одолеть.

— Ты же сам в это не веришь. — Я прижала его ладонь к своей щеке. Контраст тепла и холода пронизал меня восхитительным трепетом, сердце отозвалось гулким ударом. — То, что мы чувствуем друг к другу, не может быть дурно.

— Диана, — начал он, отняв руку.

Я повернула ее ладонью вверх, провела пальцами по длинной, гладкой линии жизни. Вены под белой кожей казались черными. Мэтью вздрогнул, когда я коснулась их — страдание еще тлело в его глазах, но ярость почти прошла.

— Не правда ли? Ты знаешь, что мы ничего дурного не делаем — осталось научиться мне доверять. — Я переплела его пальцы со своими и дала ему время подумать.

— Хорошо, — помолчав, сказал он. — Я возьму тебя на охоту, если пообещаешь не приближаться ко мне и не слезать с Ракасы. Как только увидишь, что я смотрю на тебя — почувствуешь, что я о тебе думаю, — поворачивай лошадь и скачи домой к Марте.

Приняв решение, он тут же двинулся вниз, стараясь не слишком меня обгонять. Изабо, сидевшая в гостиной, поднялась с места, но Мэтью взял меня за локоть и направил дальше, в подвал.

Изабо шла по пятам за нами, Марта стояла в дверях кладовой — все происходящее, похоже, заменяло ей дневной сериал. Ощущение угрозы висело в воздухе.

— Когда вернемся, не знаю, — бросил через плечо Мэтью. Я только и успела, что оглянуться и одними губами сказать Изабо: «Извини».

— Elle a plus de courage que j'ai pens, [54] — заметила она Марте.

Мэтью, резко остановившись, оскалил зубы.

— Да, мать, мужества у Дианы больше, чем мы заслуживаем. Если вздумаешь еще раз его испытать, больше нас не увидишь, ясно?

— Вполне, — кратко ответила та.

По дороге Мэтью раз пять порывался вернуться назад. У самой конюшни он взял меня за плечи и осмотрел с головы до ног, ища признаки страха.

— Пойдем? — спросила я, задрав подбородок.

С тяжким вздохом он кликнул Жоржа. Бальтазар раскатисто заржал и поймал на лету брошенное мной яблоко. С сапогами мне, к счастью, помощи больше не требовалось, хотя натягивала я их дольше, чем Мэтью свои. Проследив, чтобы я застегнула камзол и ремешок шлема, он подал мне плеть.

— Не нужно.

— Возьми плетку, Диана.

Я взяла, решив при первой возможности закинуть ее в кусты.

— Выбросишь — сразу домой.

Он что, всерьез полагает, что я смогу хлестнуть его плетью? Я сунула ее за голенище и вышла в паддок.

Лошади нервно заплясали, увидев нас: они не хуже Изабо чувствовали, как наэлектризована атмосфера. Я дала Ракасе яблоко, огладила ее, пошептала ей. Дар от своего всадника таких нежностей не дождался: Мэтью молниеносно проверил сбрую и столь же быстро подкинул меня в седло, не желая, чтобы на нем оставался мой запах.

В лесу он проверил, торчит ли плетка из моего сапога, и сказал, что правое стремя надо укоротить. Все это делалось на случай моего бегства. Я хмуро придержала Ракасу и подтянула стремя.

Перед нами открылось знакомое поле. Мэтью, все еще гневный, понюхал воздух и взял под уздцы Ракасу.

— Там кролик, — показал он.

— Кролик для меня — пройденный этап, — спокойно сказала я. — А также сурок, коза и олень.

Мэтью произнес нечто явно ругательное — я понадеялась, что Изабо на таком расстоянии нас не слышит.

— Ату его — так ведь принято говорить?

— Я охочусь на оленя не так, как это делает мать. Не загоняю его до полусмерти. Кролика и даже козу я могу убить, но оленя при тебе скрадывать не намерен.

— Доверься мне наконец. — Я похлопала по сумке с припасами. — Я могу ждать, сколько нужно.

— Не при тебе, — упрямо повторил он.

— Все приятные стороны вампирской жизни ты мне продемонстрировал. Все съестное для тебя играет утонченнейшими оттенками вкуса. Ты помнишь то, о чем я только читала в исторических книгах. Носом чувствуешь, когда я меняю о чем-то мнение или собираюсь поцеловать тебя. Ты открыл мне мир ощущений, о которых я и мечтать не могла.

Я сделала паузу, чтобы проверить, добилась ли чего-нибудь своей речью. Увидела, что не добилась, и продолжила:

— Возьмем теперь меня. Я только и делаю, что блюю, поджигаю твои ковры и разваливаюсь на части, получая неприятные письма. Еще фонтанирую, но это ты как раз пропустил. Взамен я прошу одного: посмотреть, как ты ешь. Без этого нельзя, Мэтью. Если ты категорически не согласен, нам лучше осчастливить Конгрегацию и прекратить все это.

— Dieu. Перестанешь ли ты когда-нибудь меня удивлять? — Взгляд Мэтью устремился вдаль, где пасся на холме молодой олень. Ветер дул в нашу сторону, и он нас еще не учуял.

«Благодарю», — произнесла я мысленно. Не иначе как сами боги послали оленя именно в этот момент. Мэтью не сводил глаз с добычи — его гнев прошел, уступив место сверхъестественно сильным инстинктам охотника. Я пыталась разгадать, что он сейчас думает или чувствует, но не находила почти никаких подсказок.

Не шевелись, приказала я норовившей взбрыкнуть Ракасе. Она послушно уперлась копытами в землю.

Видя, что ветер вот-вот переменится, Мэтью взял ее под уздцы и направил вместе с Даром вправо. Олень поднял голову, посмотрел вниз и снова принялся щипать травку. Мэтью оглядывал местность, замечая все: кролика, выглянувшую из норы лису, сокола, ныряющего в небе, как серфер на волнах. Я начинала понимать, почему все иные в Бодли подчинялись ему: вокруг не было ни единой живой твари, которую он не засек бы, не опознал, не приговорил к смерти. Лошадей он увел в лес, пряча меня среди разнообразных звериных запахов.