Книга Океан, страница 76 – Альберто Васкес-Фигероа

— Ночью ко мне приходил дон Матиас.

Аурелия прекратила подметать густой щеткой из свиной щетины грязный кухонный пол и посмотрела на дочь, которая гладила брюки Марко Замбрано, подаренные им Асдрубалю:

— Что он тебе сказал?

— Ничего. Ничего не сказал. Он тихо стоял у кровати и пристально смотрел на меня, как обычно смотрят мертвецы.

— Ты уверена в том, что он мертв? Ведь это не может быть простым сном.

— Я не спала. Начинало светать, и ты дважды повернулась в кровати, будто тоже увидела его.

— Я ничего не видела. И мне ничего не снилось.

— А я вот видела. Он был мертв. Но вот только умер он не сам. Его кто-то убил.

— Кто?

Девушка пожала плечами и снова сосредоточилась на глажке:

— Не знаю. Я же тебе сказала, что он просто смотрел на меня, и все.

— Может быть, его убил Дамиан Сентено?

— Не знаю.

Аурелия села на стул, будто внезапно лишилась сил, и провела тыльной стороной ладони по лбу, все еще держа щетку в руке:

— Возможно, это сделал сам Дамиан Сентено. Или Рохелия и ее пьяница муж. Ты уверена в том, что он мертв?

— Уверена.

— Боже милостивый! То, что я говорю, плохо, но его должны были бы убить еще три месяца назад. Твой бедный отец был бы тогда по-прежнему с нами, и нам не пришлось бы бежать из дому. — Она на секунду замолчала. — Если дон Матиас мертв, мы сможем вернуться домой, когда все утихнет…

— Нет. Не сможем.

— Почему?

— Не знаю. Но мы не сможем.

Она повесила брюки на спинку стула, присела на подоконник и принялась внимательно разглядывать море, время от времени бросая взгляды на мать.

— Я никогда не видела дона Матиаса, — произнесла Айза. — Я не знаю, как он выглядит, но знаю, что человек, который приходил ко мне ночью, был именно он. И он не был похож на тихого мертвеца… У мертвых совсем другой вид. Они будто знают, что все закончилось, хотя в большинстве случаев не понимают почему и гадают, что же будет дальше. Хотя они и задают вопросы, но не надеются на ответ. Но дон Матиас Кинтеро другой. Он стоял у моей кровати, будто чего-то ждал.

Аурелия Пердомо подошла к мойке, отставила наконец в сторону щетку и стала мыть руки. Стоя спиной к дочери, она упавшим голосом произнесла:

— Когда ты перестанешь звать мертвецов? Ты снова меня растревожила. Разве мало того, что с нами уже случилось? Разве мало смерти твоего отца? Неужели есть еще что-то? — Голос ее усилился и теперь звучал почти что угрожающе. — Что еще?!

Айза смотрела вдаль.

— Если ты хочешь, я больше не буду тебе рассказывать.

— Нет. Не это. — Аурелия вытерла руки платком и, не кладя его на место, подошла к дочери и взяла ее за подбородок, вынуждая посмотреть себе в глаза. — Я чувствую, когда ты что-то пытаешься скрыть от меня, потому что слишком хорошо тебя знаю. И это меня больше всего нервирует. Как и твоего отца. Ты ведь знала, что он погибнет, правда? Я это поняла еще там, на баркасе. Ты с самого начала знала все о нашей судьбе, однако ничего не сказала. — Она легонько погладила дочь по волосам. — Я люблю тебя, моя хорошая. Люблю, как никого на этом свете, однако проклинаю твой ужасный дон и ту, что тебе его передала. Пока ты не избавишься от этого дара, твоя жизнь будет адом.

— А что я могу поделать? Может, тебе известен способ, как можно избавиться от дона или передать его тому, кому он действительно нужен? Ведь на свете есть люди, которые мне завидуют. Я бы с удовольствием отдала им свои способности. — Она уткнулась в материнскую грудь и зарыдала. — Мы были так счастливы, когда стояли на берегу и смотрели, как возвращается наш баркас, а братья знаками показывали, что путина удалась! Мы были так счастливы, когда по вечерам усаживались в кружок во дворе. Папа закуривал трубку, а я садилась к нему на колени и слушала выдумки дона Хулиана.

— Что-то случилось?

Обе женщины оглянулись и посмотрели на Марко Замбрано, появившегося в дверном проеме. Волосы его были взъерошены, и вид он имел человека плохо выспавшегося.

Аурелия поспешила успокоить его:

— Воспоминания.

Замбрано подошел к плите, взял кофеварку и ею показал на девушку.

— Я не позволю тебе грустить! — предупредил он. — Когда модель грустна, картину словно покрывает вуаль…

— Но ведь это все глупости! Единственное, что покрывается вуалью, так это фотографии…

— Это не глупости, деточка! В живописи вообще нет ничего глупого! Тебе известна «Джоконда»? Так вот, «Джоконду» накрыла вуаль потому, что натурщица была грустна. Но да Винчи был самым настоящим волшебником и сумел все исправить.

— Вы сегодня уже с утра какой-то странный.

— Почему бы и нет? На рассвете подняли возню крысы, а летучие мыши подрались на чердаке. Разве вы их не слышали? Я готов поклясться, что в доме побывал зомби. Только нечисть может так растревожить этих тварей.

— А кто такой зомби?

— Мертвец, способный ходить… Чем-то он похож на меня с утра, когда я мучаюсь с похмелья, только он очень худой и кожа у него черная. — Он улыбнулся, помешивая ложечкой кофе. — Ты готова к работе?

— В любой момент.

— Тогда быстрее переодевайся. Ты должна уже быть на месте, когда я закончу завтракать. У нас есть только два часа. Я должен ехать в Пуэнт-а-Питр и выяснить, как идут дела с вашими документами. Надеюсь, что Дувивьер их уже подготовил.

Когда Айза вышла, Марко Замбрано кивнул в сторону двери, вызывая на разговор жарившую гренки Аурелию:

— Правда, ничего не произошло? Если хотите, мы отложим сеанс. Спешки нет.

Аурелия возразила:

— Она все еще очень расстроена из-за смерти отца. Айза родилась слишком чувствительной, а отца всю жизнь боготворила. Она не скоро придет в себя.

— Но вы всегда ей помогаете, поддерживаете ее… — Он покачал головой. — Я спрашиваю себя: почему судьба решила разрушить такую прекрасную семью, как ваша? Что до меня, так я никогда не любил клетку, в которую превратился наш дом. Там все ненавидели друг друга, все время ругались… Да, такой была моя семья.

— Потому-то вы и не решились завести свою? Из-за того, что в вашей все ненавидели друг друга?

— Возможно. Или, может быть, потому, что так и не встретил женщину, с которой захотел бы прожить всю жизнь. — Он посмотрел на Аурелию и улыбнулся: — Хотя еще есть время. Мне всего лишь тридцать пять лет.

— Ну жениться все же следует пораньше, — заметила Аурелия. — Только так можно быть уверенным, что увидишь, как вырастут твои дети. Мой Абелай казался братом своих сыновей.

Марко хотел что-то сказать, но его прервал стук в дверь кухни. По другую сторону металлической противомоскитной сетки стояла задорно улыбающаяся негритянка.