Онлайн книга «Туарег»
Он помолился, попросил за себя, за Абдуля, за мертвых, бросил последний взгляд на армию мумий, уточнил направление и двинулся в путь, ведя за недоуздок верблюдицу. Та следовала за ним без единого вопля протеста, уверенная в том, что только слепая вера в человека, который шел впереди нее, может ее спасти. Гасель не знал, была ли эта ночь самой короткой или самой длинной в его жизни, потому что его ноги двигались автоматически, а сверхчеловеческая сила воли вновь превратила его в камень. Однако на сей раз он уподобился одному из «путешествующих» камней пустыни. Эти тяжелые валуны непостижимым образом передвигаются по плоской поверхности, оставляя за собой широкую борозду, и никто не смог бы точно сказать, то ли тут замешаны силы притяжения, то ли их ворочали духи, приговоренные к вечности, то ли просто-напросто такова была прихоть Аллаха… Капрал Абдель Осман открыл глаза и тут же проклял свою судьбу. Солнце уже на кварту поднялось над горизонтом и нагревало землю или, вернее, белый и твердый – почти окаменевший – песок равнины-мучительницы, где они вот уже шесть дней стояли лагерем, страдая от самого невыносимого зноя, который он помнил за все тринадцать лет службы в пустыне. Он повернул голову, скосил глаза и оглядел толстяка Кадера. Тот еще спал, возбужденно сопя, словно безотчетно боролся за то, чтобы остаться в мире снов, отказываясь возвращаться в окружавшую их ужасную действительность. Приказ был категоричным: оставаться в данном пункте и вести наблюдение за «пустой землей», пока за ними не приедут. Это может случиться завтра, через месяц или через год, но, если они сдвинутся с места, их расстреляют. Недалеко находился колодец; вода была мутной, плохо пахла и вызывала понос. Там заканчивалась «пустая земля» и зарождалось плоскогорье хамады – с каменистыми урочищами, кустами травы и старыми руслами рек, которые тысячи лет назад, должно быть, стремительно несли свои воды к далекому Нигеру или еще более далекому Чаду. Хороший солдат – предполагалось, что они таковыми и являлись, – обязан выжить в подобных условиях, продержавшись столько времени, сколько потребуется. А то, что в результате подобного одиночества и нестерпимой жары они сойдут с ума, как-то не учитывалось людьми, отдавшими приказ. Наверняка те в жизни не видели Сахары, хотя бы издали. По густым усам капрала стекла капля пота – первая в этот день – и скатилась по шее вниз, к волосатой груди. Он нехотя выпрямился, оставаясь сидеть на грязном одеяле, и, прищурившись, привычно обвел взглядом белую равнину. Внезапно у него екнуло сердце, он потянулся за биноклем и навел его на точку почти прямо напротив себя. Затем нетерпеливо окликнул: – Кадер! Кадер! Проснись же, чертов сукин сын! Толстяк Мохамед Кадер неохотно открыл глаза, нисколько не обидевшись, потому что за годы общения уже привык к тому, что, произнося его имя, капрал не упускал случая, чтобы присовокупить к нему какое-нибудь нежное ругательство. – В чем дело-то? – Взгляни и скажи мне, что это такое может быть… Он протянул ему бинокль, и Кадер, опершись локтями, навел его на то место, куда показывал капрал. Оставаясь невозмутимым, он спокойно ответил: – Человек и верблюд. – Ты уверен? – Уверен. – Мертвые? – Похоже на то… Капрал Абдель Осман встал и, взобравшись на заднее сиденье джипа, прислонился к пулемету и снова навел бинокль, стараясь унять дрожь в руках. – Ты прав… – наконец сказал он. – Человек и верблюд… – Он замолчал и поискал взглядом вокруг. – Второго нет. – Меня это не удивляет… – заметил толстяк и преспокойно стал собирать вещи: одеяла, на которых они спали, и небольшой примус, на котором грели чай и готовили еду. – Странно, что этот сумел сюда добраться. Осман пристально посмотрел на него с некоторым сомнением: – И что же нам теперь делать? – Ехать за ним, вот что я скажу. – Этот туарег опасен. Чертовски опасен. Кадер, уже успевший погрузить вещи в машину, показал рукой на пулемет, на который опирался капрал: – Ты сядешь за пулемет, я – за руль. При малейшем движении ты его прошьешь. Тот секунду колебался, но в конце концов согласился: – Это куда лучше, чем сидеть и ждать… Если он и в самом деле мертв, мы сегодня же сможем уехать. Поехали! Он поставил пулемет на боевой взвод, а тучный и потный Мохамед Кадер включил зажигание и не спеша тронулся с места, крутя руль, чтобы направить машину прямо к тому месту, где лежали оба тела. Не доезжая трехсот метров, он притормозил, внимательно осмотрелся и взял бинокль, в то время как капрал не переставал держать лежавшее тело на мушке. – Это туарег, сомнений нет. – Он мертв? – На нем столько одежды, что я не могу определить, дышит он или нет. Вот верблюд подох. Он уже начал раздуваться… – Давай я выстрелю в эту сволочь… Мохамед Кадер был против. Капрал был выше его по званию, но было совершенно очевидно, что из них двоих он был умнее, не говоря уже о том, что славился в полку своим спокойствием, хладнокровием и флегматичностью. – Лучше взять его живым. Он смог бы нам рассказать, что случилось с Абдулем эль-Кебиром… Командиру это бы понравилось… – Может быть, он нас повысит. – Может… – неохотно согласился толстяк, который был нисколько не заинтересован в том, чтобы его повысили – обязанностей бы стало больше. – Или, может, дадут месяц отпуска в Эль-Акабе. Капрал, похоже, принял решение: – Хорошо… Подъезжай ближе! В пятидесяти метрах они смогли разглядеть, что рядом с телом туарега нет оружия, а его руки раскрыты, разведены в стороны и хорошо видны. Он рухнул в десяти метрах от верблюда, словно попытавшись идти дальше, и тут его силы окончательно иссякли. Наконец они остановились менее чем в семи метрах. Пулемет был нацелен лежавшему прямо в грудь, так что при малейшем движении они прошили бы его очередью насквозь. Мохамед Кадер соскочил с сиденья, взял автомат и, обойдя верблюда сзади, чтобы не оказаться у капрала Османа на линии огня, приблизился к туарегу, тюрбан которого слегка съехал в сторону, почти свалившись на грязное покрывало. Толстяк уткнул дуло автомата в живот лежавшему – тот не пошевелился, не издал ни звука, – затем ударил его прикладом и в заключение наклонился, пытаясь уловить удары сердца. Капрал со своего поста за пулеметом начал выказывать нетерпение: – Ну что там? Мертвый он или живой? – Скорее мертвый, чем живой… Он едва дышит и совершенно обезвожен. Если мы не дадим ему воды, он не продержится и шести часов. – Обыщи его! Кадер тщательно это проделал. |