
Онлайн книга «Оливия Киттеридж»
![]() — Она спит? — спрашивает Оливия, проходя глубже в комнату. — Отключилась, — отвечает Марлен. — Сначала ее вырвало в комнате Эда, а потом она здесь заснула. — Понятно, — говорит Оливия. — Очень милую квартирку вы ей тут выделили. Оливия проходит дальше, к небольшому алькову — столовой, и приносит оттуда стул. Затем она садится рядом с Марлен. Некоторое время обе женщины молчат, потом Марлен учтивым тоном произносит: — Я собиралась убить Керри. Она приподнимает руку с колен, и становится видно, что у нее на коленях, на цветастом зеленом платье, лежит небольшой разделочный нож. — Ах вот как! — говорит Оливия. Марлен наклоняется над спящей Керри и касается ее обнаженной шеи. — Это ведь какая-то главная вена, да? — спрашивает она и приставляет нож прямо к чуть заметно пульсирующему месту, и даже слегка тычет туда острием. — Да-а. Уф… Ладно. Тут надо бы чуть поосторожней… — Оливия наклоняется вперед. Мгновение, и Марлен, глубоко вздохнув, откидывается на спинку стула. — Ну ладно. Вот, возьмите, — и вручает Оливии разделочный нож. — Подушкой — гораздо удобнее, — говорит Оливия. — Горло ей перережешь — ужасно много крови будет. Вдруг Марлен фыркает, из ее горла вырывается негромкий, грудной смешок. — Про подушку я и не подумала. — Зато у меня было время про подушки подумать, — говорит Оливия, но Марлен кивает рассеянно, похоже, она на самом деле и не слушает вовсе. — Миссис Киттеридж, а вы знали? — Знала — про что? — спрашивает Оливия, но чувствует, что в желудке у нее словно поднимаются волны: белые барашки пляшут у нее в желудке. — Про что Керри мне сегодня рассказала? Сказала, это однажды случилось у нее с Эдом. Только один раз. Но я ей не верю. Должно быть, не один раз, а больше. В то лето, когда Эд-младший школу окончил. Теперь Марлен плачет, качая головой. Оливия смотрит в сторону — женщине необходимо уединение. Оливия держит на коленях разделочный нож и смотрит в окно над кроватью: только серое небо и серый океан: слишком высоко, чтобы можно было увидеть берег, только серая вода и серое небо там, за окном, насколько хватает глаз. — Никогда ничего такого не слыхала, — отвечает Оливия. — Почему ей надо было именно сегодняшний день выбрать, чтобы тебе об этом сообщить? — Она думала, я знаю. — Марлен вытащила откуда-то бумажный носовой платок, наверное из рукава, и промокает щеки, сморкается. — Она думала, я все время про это знала и просто наказывала ее тем, что продолжала к ней хорошо относиться. Сегодня она напилась и стала говорить, как здорово я ей отплатила, убивая их с Эдом своей добротой. — Обожемой! — единственное, что приходит на ум Оливии. — Разве это не смешно, Оливия? — И снова из ниоткуда — грудной смешок Марлен. — Ну, знаешь, — отвечает Оливия, — я думаю, это не самая смешная вещь из тех, что мне довелось слышать. Оливия смотрит на простертое на кровати тело в черном костюме, и ей жаль, что здесь нет двери или хотя бы занавеса, который можно было бы задернуть, чтобы не видеть изгиба ягодиц Керри, ее черных чулок, подчеркивающих линию ее стройных лодыжек. — А Эдди-младший знает? — Ага. Она вроде как вчера ему про это сказала. Тоже думала — он знает, но он говорит, что не знал. Говорит, он не верит, что это правда. — Может, и неправда. — Дерьмо, — произносит Марлен. Она опять плачет и качает головой. — Миссис Киттеридж, если вы не против, мне очень хочется просто сказать «дерьмо». — Скажи «дерьмо», — разрешает Оливия. Сама она никогда не произносит этого слова. — Дерьмо, — говорит Марлен. — Дерьмо, дерьмо, дерьмо. — Думаю — да. — Оливия глубоко вздыхает. — Думаю — да, — повторяет она медленно. Она оглядывает комнату, не чувствуя особого интереса, — на одной стене висит фотография кошки — и ее взгляд снова возвращается к Марлен, которая зажимает нос. «Ну и денек, девочка моя: блевотина наверху и сигаретные окурки внизу». Женщина с длинными седыми волосами по-настоящему потрясла Оливию. «Сейсмичная» — вырисовывается определение в ее окрашенном туманом мозгу. Она говорит Марлен: — Женщина, которая купила дом Кристофера, ходит по твоему дому и сует окурки в горшки с цветами. — Ах эта, — отвечает Марлен. — Она тоже кусок дерьма. — Думаю, да. Оливия собирается обо всем этом рассказать завтра Генри. Она собирается рассказать ему все до точки, только вот слышать слово «дерьмо» ему не понравится. — Оливия, могу я попросить вас об одолжении? — Мне этого очень хочется. — Вы не могли бы, пожалуйста… — Сейчас эта несчастная женщина целиком охвачена горем, она выглядит такой ошеломленной и растерянной в своем цветастом зеленом платье, ее каштановые волосы выбиваются из-под шпилек. — Прежде чем уходить, поднимитесь, если можно, наверх, в спальню, хорошо? На самом верху поверните направо. Там в стенном шкафу вы найдете проспекты, знаете, такие брошюры, про разные места, куда можно поехать. Не могли бы вы забрать их с собой? Просто заберите их с собой и выбросьте. И корзинку, в которой они лежат, тоже. — Конечно. По щекам Марлен, вдоль носа, текут слезы. Она отирает лицо раскрытой ладонью. — Я не хочу открывать дверь шкафа, зная, что корзина все еще там. — Конечно, — повторяет Оливия. — Я вполне могу это сделать. Она привезла из больницы домой башмаки Генри, положила их в пакет в гараже, они по-прежнему там и лежат. Они совсем новые — их купили за несколько дней до последней поездки на парковку магазина «Купи и сэкономь». — Могу еще что-нибудь забрать, если хочешь, Марлен? — Нет. Нет, Оливия. Это мы с ним сидели и делали вид, что поедем вдвоем в разные места. — Марлен качает головой. — Даже после того, как доктор Стэнли рассказал нам, как обстоят дела, мы просматривали эти проспекты, говорили о тех местах, куда поедем, когда Эд поправится. — Марлен трет лицо обеими руками. — Господи, Оливия. — Марлен умолкает и смотрит на нож, который держит Оливия. — Господи, Оливия, мне так стыдно! И кажется, что ей и правда стыдно: ее щеки розовеют, потом ярко вспыхивают. — Нет нужды стыдиться, — утешает ее Оливия. — У нас у всех случаются такие моменты, когда нам хочется кого-то убить. Оливия готова прямо сейчас, если Марлен захочет ее слушать, назвать самых разных людей, которых ей могло бы захотеться убить. Но Марлен говорит: — Нет, не из-за этого. Не из-за этого. А потому, что я сидела там с ним и мы планировали эти поездки. — Она рвет пальцами бумажный платок, который и так уже весь в лохмотьях. — Господи, Оливия, ведь было похоже, что мы и правда верим в это. А он все худел и худел, такой слабый был… «Марлен, принеси-ка нашу корзину путешествий», — говорил он, и я приносила. А теперь мне из-за этого так стыдно, Оливия. |