Книга Эми и Исабель, страница 31 – Элизабет Страут

Ничего необычного — две девочки сплетничают о романтических отношениях учителей. И Исабель радовалась, ее уже не беспокоило, что Эми в школе одиноко. Так что можно было расслабиться и наслаждаться прелестным весенним вечером, слушая щебет своей подросшей счастливой девочки.

— А он порядочный человек? Ваш директор? — спросила Исабель. — Ты почти ничего о нем не рассказывала.

— О, он замечательный, — ответила Эми, вдавливая вилкой масло в картофелину. — Он не очень строгий и никогда не орет. — Эми засунула в рот кусок картошки, способный убить слона. — Правда, он три дня не пускал Алана Стюарта в школу за то, что тот разгромил мужской туалет.

— Ну, слава богу, я так и думала, — отозвалась Исабель. — И прошу тебя, не разговаривай с набитым ртом.

Эми подняла палец в знак извинения и энергично глотнула, так что сухожилия на шее напряглись.

— Стейси думает, что мистер Мандель — это фамилия Кекса — все еще живет с мамой и что он слишком стеснителен, чтобы пригласить мисс Ланьер на свидание.

— Мандель, случайно, не еврей? И сколько ему лет?

Эми пожала плечами.

— Сорок, наверное, почему ты решила, что еврей?

Она склонилась над тарелкой, но подняла глаза на мать.

— По фамилии. У него нос длинный? Во имя всех святых, золотко, сядь прямо.

— Ну да, вроде длинный.

Исабель кивнула.

— У них у всех такие, и плоскостопие тоже. И наверно, Стейси права, и он живет с мамой. Еврейские мамочки с трудом отпускают от себя своих детей. Особенно сыновей.

Эми рыгнула, но выпучила глаза в качестве извинения.

— Ой, извини, извини, извини, — сказала она, но Исабель не обратила внимания на этот промах, наслаждаясь общением с дочкой.

— А как выглядит мисс Ланьер?

— Обычно, но она очень добрая.

Эми не упомянула, что мисс носит короткие юбки, но сообщила, что у мисс явные проблемы со статическим электричеством.

— Бедняжка, — сказала Исабель, посыпая куриную ножку приправами и солью, — наверно, у нее нет зеркала во весь рост или она не замечает. Каждая порядочная женщина должна иметь в доме зеркало во весь рост.

И они обе кивнули. Ветер, проникший в кухню сквозь кухонное окно над мойкой, принес с собой сырой запах земли, который смешался с запахом приправ.

— Видишь ли, — сказала Исабель, направив кончик вилки в сторону Эми и осторожно проткнув ею воздух несколько раз, — Ланьер… Я думаю, она француженка, значит, католичка, и значит, маме мистера Манделя это не понравится.

— Почему?

— Ох, солнышко… — Исабель снова принялась за еду.

— Ты бы огорчилась, если бы я вышла замуж не за протестанта? — спросила Эми. Вопрос был риторический, из вежливости.

— Конечно нет, — ответила Исабель, но при этом она почувствовала, как все в ней напряглось. — Ты сможешь выйти, за кого сама решишь.

— Например, за еврея? — спросила Эми, размазывая масло по картофельной кожуре.

— Это было бы хорошо, — вздохнула Исабель облегченно. — Они очень умные. Они думают. Головой. У них на первом месте образование.

— А что, если я выйду за католика?

Исабель разрезала кусочек курицы на две части.

— Это не мое дело.

— Нет, вряд ли я выйду за католика, — сказала Эми миролюбиво. — Я думаю, что глупо становиться на колени. Я бы чувствовала себя глупо, становясь на колени в церкви.

— Ладно, — сказала Исабель, — тут я с тобой согласна. Но мы должны уважать людей, на нас не похожих.

Так и текла милая болтовня матери и дочки. Исабель чувствовала, что заслужила это, — столько труда, чтобы одной воспитать дочку, и глянь: они уже стали на ноги…

— Послушай, — она вдруг вспомнила, убирая посуду, что должна задать еще один вопрос, — этот учитель математики, который заменил мисс Дейбл. Как его имя?

— Робертсон. — Эми скорчилась, как будто что-то уронила на пол. — А что? — спросила она и, не поднимая головы, заправила за ухо прядку волос, упавшую ей на лицо.

— Его жена бросила. — Исабель тщательно вытирала стол, достав мочалку из мойки.

— Да? — Эми встала, стараясь не показать матери лицо. — Я думала, что горошина закатилась под стол, но вроде нет. — (Мама на нее не смотрела, направляясь к мойке.) — Откуда ты знаешь?

— Бекки Такер училась с ней в колледже. Лапочка, если ты думаешь, что горох рассыпался, то поищи, мне мыши в доме не нужны.

— Она училась с миссис Робертсон?

— Если верить Арлин. На, поставь это в холодильник, раз не можешь найти горошину. — Исабель протянула ей остатки курицы, тщательно завернутые в алюминиевую фольгу.

Эми подождала, пока мать открыла холодильник, и спросила:

— Почему она ушла?

— Да не знаю. Наверно, у нее выросло самосознание.

Эми подвигала банки с майонезом, огурцами и кетчупом, отставила коробку яиц.

— Что у нее выросло?

— Эми, закрой дверцу, ради бога. Положи туда курицу и закрой дверцу. — Исабель наполняла мойку горячей водой, завязывая фартук.

Эми закрыла дверцу холодильника.

— Что значит «самосознание»?

— Я не знаю, что случилось на самом деле. Ну, знаешь, как теперь эти женщины собираются вместе в группы.

— Что за женщины?

Эми села за стол и открыла учебник по биологии. Ей еще надо было сделать домашнее задание.

— Насколько я понимаю, — ответила Исабель, яростно оттирая тарелку, — это женщины, которые садятся в кружок, жалуются на мужей и убеждают друг друга, что им следует развестись.

— И миссис Робертсон была в такой группе?

— Ну, Эми, я не знаю. Я только со слов Арлин знаю, что она вернулась к родителям.

— Но почему?

— Господи, Эми, я действительно понятия не имею.

Исабель прополоскала тарелки и вытерла их до блеска. Эми больше ничего не спрашивала.

— Так или иначе, — Исабель вздохнула и вытерла руки полотенцем, — бедняга он. Когда жена уходит…

(Потом она вспомнит, как стояла на кухне и как сказала: «бедняга».)

— А может, ему все равно, — сказала Эми, листая учебник биологии. — Может, она ему опротивела?

— Кто знает, — сказала Исабель равнодушно, — такое уж время. Но мне кажется, что опротиветь друг другу — не слишком убедительная причина для развода.

Она пошла в столовую и достала корзинку для шитья, чтобы заштопать одну из своих юбок. Ее раздражало, что люди так безответственно относятся к браку.

— Если люди остаются ответственными и добрыми, они не проникаются отвращением друг к другу, — сказала она, ни к кому не обращаясь, и отмеряя длину нитки.