Онлайн книга «Доктор Данилов в роддоме, или Мужикам тут не место»
Данилов успокаивал жену, пытаясь погасить бурю эмоций своей рассудительностью. Елена позволила себя убедить, что с Никитой все нормально, лишь в седьмом часу утра, когда ложиться было уже поздно. В итоге Данилову невыносимо хотелось спать. Он надеялся наверстать свое вечером, начав «давить подушку» чуть ли не семи часов, но, придя на работу, узнал о внеочередном «дежурстве». «Добрый боженька, Гиппократ, Акслепий и все-все-все, — обратился к высшим силам Данилов. — Сделайте, пожалуйста, так, чтобы она родила поскорее и обошлась бы без моих услуг». Обращение сработало, правда, Данилов потом долго корил себя за эгоизм. Следовало просить, чтобы роды прошли благополучно, без лишних напрягов не только для анестезиолога-реаниматолога, но и для остальных врачей. Увы, высшие силы любят подшутить над людьми, дословно исполняя их просьбы. Когда появились первые признаки потуг, врачи оживились. Самой роженице все уже было безразлично — ей казалось, что этот кошмар не кончится никогда. Данилов вместе с Ирой встали в изголовье кровати: оттуда было удобнее следить за состоянием пациентки, не мешая врачу и акушерке. — Отдохнули, подышали, так, хорошо… а теперь тужимся, раз-два! Сильнее, давай-давай, не изображай потугу, а тужься… Молодец! Теперь передохни… — Оленька, я предлагаю сделать небольшой разрез в промежности, — сказала Елена Ивановна в перерыве между потугами. — Лучше, конечно, под местным обезболиванием, но можно и без него. Разрез предотвратит разрывы мягких тканей… — Эпизиотомия, я знаю, — ответила просвещенная роженица. — Не надо, пусть все идет как идет… Данилов уважал людей, следующих своим убеждениям. Эпизиотомия — это разрез мягких тканей промежности. Врачи делают ее не потому, что садисты, а только для расширения родовых путей. Правильно сделанный разрез действительно облегчает продвижение головы ребенка и тем самым предотвращает разрывы. Опытные врачи зачастую делали разрез и без обезболивания. Дело в том, что головка плода на высоте схватки сильно растягивает ткани промежности, и от этого они на некоторое время утрачивают чувствительность. — Вы уверены? — переспросила Юртаева. — Ведь это просто разрез в два сантиметра… — Не надо… не хочу… — Хозяин — барин, — негромко высказалась в сторону Вартик. — Наше дело — предложить. — Разрывы будут, — сокрушенно покачала головой Юртаева. — Это мы еще посмотрим, — ответила акушерка. — Али мы не мастера? — Мастера, мастера, — поспешила согласиться Юртаева. — Это я так — про себя… Потерпи, Оленька, мало уже осталось. Совсем чуть — чуть… Роженица никак не отреагировала на ее слова. — Теперь не тужься! — громко сказала Вартик, когда головка плода должна была вот-вот выйти наружу. Акушерский талант в первую очередь заключается в том, чтобы помочь ребенку выйти наружу правильно, не порвав мать и не навредив себе. Роженица поняла команду слишком буквально — прекратив тужиться вообще. Все замерло. — А теперь тужимся как следует! — гаркнула Вартик. Реакции не последовало. — Давай же! Ну! — Не могу, — слабо простонала Оленька. — Сил нет… Юртаева среагировала мгновенно. Встала сбоку от роженицы, перекинула руку через ее живот, ухватилась за противоположный край кровати и, приседая, как следует надавила вниз, крикнув: — Тужься! Тужься сильнее, чтоб тебя! — М-м-мы-ы-ы! — послушно напряглась Оленька. Раз, другой, третий… и вот Вартик, ухватив за головку, потянула новорожденного наружу — очень осторожно, чтобы ненароком не свернуть малютке шею. Движения отработаны многими годами практики, ведь «легкая рука» — это только на десять процентов талант, а остальное — знания и опыт. Новорожденный был бледно-синим, не шевелился, не кричал, и, как показалось Данилову, не дышал. Девяткина приняла его у акушерки, хлопнула по спине, недовольно покачала головой, и, как только Вартик перевязала и перерезала пуповину, стремглав сорвалась с места, шепотом бросив коллегам: — Дышит. Зa ней выбежала «детская» медсестра. — Всего один крошечный сантиметровый разрыв, — гордо сказала Вартик. — Для первородящей… Для первородящей, да еще без эпизиотомии, это и впрямь было замечательно. Могло бы быть гораздо хуже. Юртаева вытерла рукой пот со лба, поправила очки и нарочито весело сказала: — Поздравляю, Оленька, вот мы и отрожались. — Все? — не поверила молодая мать, еще три минуты назад бывшая роженицей. — Все, — подтвердила врач. — Девочка у вас, дочка… Юртаева сделала короткую паузу, и, словно прикинув в уме, продолжила: — Три с половиной килограмма. — А сколько баллов? — Что? — переспросила врач. — Сколько баллов по Апгар? Баллы по шкале Апгар — от нуля до десяти — это первая оценка, которую получает крошечный человечек, едва появившись на свет. Потом в его жизни будет множество оценок, но вряд ли какая-нибудь из них по важности сможет сравниться с самой первой, характеризующей его жизнеспособность. Акушер оценивает ребенка сразу после рождения и через пять минут, характеризуя его крик, дыхание, цвет кожи… — Девять баллов! — Чтобы не травмировать молодую мать, Елена Ивановна увеличила оценку более чем в три раза. — А где она? — заволновалась мать. — Почему я ее не слышу? — Ее сейчас обрабатывают, взвешивают… и вообще неонатологам много чего надо сделать с новорожденным. Тем более что вы сейчас настолько изнурены, что вам ее и в руках не удержать. Так что всему свое время. Не волнуйтесь — с ребенком все нормально. — А когда ее принесут? — После того, как вы поспите, — пообещала Юртаева. — Вам надо отоспаться, прийти в себя… Снотворное я вам не предлагаю… — Не надо. — …думаю, что вы и так заснете. Юртаева помяла опавший живот пациентки, оценивая, на каком уровне находится дно матки, и положила на него пузырь со льдом, обернутый в вафельное полотенце. — Холодно! — поморщилась Оленька. — Это необходимо! — категорично отрезала Юртаева. — Хорошо. — Вот и славно! Сейчас я наложу вам швы на место разрыва, а затем мы переведем вас в соседнюю палату, вы там полежите несколько часов, а потом уже пойдете «на этаж», — резюмировала Елена Ивановна. — Швы накладывать без обезболивания? Или сейчас, когда все уже позади… — Без обезболивания. Действительно — все уже позади… — Будь по-вашему, — согласилась врач. |