Онлайн книга «Доктор Данилов в тюремной больнице»
— Да! — сразу же откликнулся Глухов. — Суд уже был? — Да, конечно, был, — ответила Бакланова. — Извольской назначено наказание в виде двух лет лишения свободы условно с испытательным сроком два года. И она на один год лишена права занимать должности, связанные с организационно-распорядительными полномочиями в сфере здравоохранения. — Можно сказать, отделалась легким испугом! — прокомментировал Бяковский. — И лишилась работы… — напомнила Бакланова. — Выводы каждый сам сделает или вместе проговорим? По мнению Данилова, выводы, прежде всего, полагалось делать самой Баклановой как заместителю начальника колонии по лечебно-профилактической работе и начальнику медицинской части. — Уже поняли! — ответил Глухов, которому не терпелось покурить. — Любую кому немедленно госпитализируем! — Куда? — поинтересовалась Бакланова. — Как? — опешил Глухов. — К нам, на второй этаж. — И будем там лечить? — Да, — он не понял, что попался в ловушку. — Даже стоматологам положено знать, что наша медчасть не имеет реанимации, и потому комы следует отправлять в областную больницу, — Бакланова укоризненно покачала головой. — Можно до приезда «Скорой» поднять коматозника в отделение, чтобы начать оказывать помощь, но не госпитализировать! Ни в коем случае! Всем ясно? Формально вопрос был задан всем, но смотрела она на Глухова… Из начальственного кабинета обсуждение новости переместилось в коридор. — Скорее всего, дело было так, — начал Ахатов, — сходил фельдшер в ШИЗО, увидел там осужденного под кайфом и доложил об этом начальнице. Та решила, что ничего страшного — пусть покайфует, раз уж ширнулся, доложила начальнику или заму по БОР (БОР — безопасность и оперативная работа) и на том успокоилась. Я начинал работать в системе у Извольской, когда она была замом по ЛПР (ЛПР — лечебно-профилактическая работа) в первом СИЗО. На моей памяти она никаким пофигизмом не страдала, правда, это почти двадцать лет назад было… — Все меняется, — поддакнул Бяковский, — и времена и люди. — «Под кайфом» это все-таки одно, — сказал Данилов. — А кома — совсем другое. Вряд ли можно спутать… — Ну, начнем с того, что это был не врач, а фельдшер… — А он что, не специалист?! — сразу же ринулся в бой Бяковский. — Да некоторые фельдшера любого профессора за пояс заткнут! Взять хотя бы меня… — Не гоношись, Сергеич! — оборвал его хирург Сыров. — Ты и академика за пояс заткнешь, это все знают. А вы не исключаете, что процесс перевода из ШИЗО мог затянуться по причинам, не зависящим от начальника медчасти? Это не вольного человека из вестибюля в палату затащить, а осужденного из ШИЗО. — Десять минут, ну, пятнадцать, — ответил Ахатов. — Всех, кто нужен, на территории найти нетрудно. — Да? — прищурился Сыров. — Давай поспорим на ящик водки, что я спрячусь у нас так, что меня и за три часа не найдешь? — Саша, не передергивай! Так и я могу. Но начальник и ДПНК (ДПНК — дежурный помощник начальника колонии) никогда не прячутся. Что от них прячутся, такое бывает. — Эх, накрылся мой ящик водки, — вздохнул Сыров и, оттеснив Ахатова в сторону, пошел по коридору в свой кабинет. Коридор был пуст, делать пока было нечего, поэтому Данилов, Ахатов, Бяковский и дезинфектор Фураев продолжили разговор. У Фураева имелась своя версия событий. — Фельдшер мог сообщить не ей, а кому-то другому, к примеру, старшей сестре, та могла запомнить только то, что осужденный находится в состоянии наркотического опьянения… — Вообще-то правила поведения в такой ситуации едины для всех, — сказал Данилов. — Пациент, находящийся в коме, не остается без наблюдения. Фельдшер по-любому должен был остаться в камере и вызвать к себе кого-то из врачей или саму начальницу. — Вы у нас человек новый… — начал Бяковский. — Да, — перебил его Данилов, стараясь не раздражаться. — Но мне непонятно, как можно оставить в камере реанимационного больного и уйти. Может, я тупой или специфики не понимаю? Кто-нибудь прояснит картину? — Возможно, сам фельдшер сказал, что ничего, мол, страшного, поваляется, да и придет в себя? — продолжил рассуждать Ахатов. — Или Извольской было не до этого? У нее еще в ту пору, когда я с ней познакомился, давление зашкаливало не по-детски… — Тогда чего на работу ходить, чье-то место занимать? — возразил Фураев. — Сиди дома, получай пенсию, цветочки в палисаднике разводи. — Ты, Стасик, странно рассуждаешь, — упрекнул Ахатов. — Во-первых, пенсии невелики, жировать на них невозможно, вот и работают люди, пока в силах. Во-вторых, «семнадцать дробь один» находится у черта на куличках, недалеко от Рыбинского водохранилища, под Весьегонском. Из Твери туда никто ездить на работу не станет, больно уж далеко, а в окрестных деревнях, насколько я могу догадываться, с врачами дело обстоит туго. Вот и трудилась Эльвира Валерьевна до сих пор… — И дальше бы работала, если бы не такая подлянка, — вставил Бяковский. — Судья тоже с глузду съехала: за окочурившегося зэка два года давать, пусть даже и условно! — Это в каком смысле съехала, Александр Сергеевич? — Данилов не поверил своим ушам. — В самом прямом! Подох наркоман от передоза — воздух чище стал! Поговорку слышали: «Помер Максим, ну и хрен с ним!»? — Слышал, — ответил Данилов. — Но вот слова медика «воздух чище стал» применительно к смерти пациента звучат более чем странно. — Вы у нас человек новый, дерьма еще полной ложкой не накушались… — Извините, Александр Сергеевич, но я вообще не собираюсь, как вы выражаетесь, «кушать дерьмо», поэтому вынужден прекратить общение с вами, — вежливо сказал Данилов, улыбаясь краешками губ. Смысл сказанного дошел до Бяковского не сразу. Данилов успел не только дойти до своего кабинета, но и зайти в него и сесть за стол, когда дверь от рывка распахнулась настежь, и на пороге встал пунцовый от гнева лейтенант внутренней службы. — Если каждый сопляк будет позволять себе оскорблять почем зря заслуженных сотрудников, то… — Вы забыли, моя фамилия не Сопляк, а Данилов. Вставать навстречу гостю Данилов не стал — перебьется. — Передо мной вы — сопляк! — взвизгнул Бяковский. — Не нервничайте, — посоветовал Данилов. — А то давление может подскочить или, не дай бог, стенокардия разыграется. Я уже сказал, что больше не буду докучать вам своим общением… — Мы встретимся у начальства! Бяковский с силой захлопнул дверь. — Чем это вы его так? — поинтересовалась медсестра Марина, когда к ней вернулся дар речи. — Обсуждали смерть в ШИЗО, о которой говорила Лариса Алексеевна, и не сошлись во мнениях, — ответил Данилов. |