
Онлайн книга «Невероятные будни доктора Данилова: от интерна до акушера»
— Ты обещал фондю, — напомнил Данилов. — Оно и есть. Неведомое блюдо оказалось тончайшими ломтиками свинины, почти прозрачными на свет, которые полагалось на пару секунд опускать в котел с кипящим бульоном, затем обмакивать в несколько соусов и тут же съедать. Переносная жаровня с котлом, стоящая посередине стола, делала застолье уютным, почти домашним, а ритуал приготовления еды был интересным сам по себе. — Классная штука! — похвалил Данилов. — И процесс, и само блюдо выше всяких похвал! — Рад, что понравилось, — не переставая жевать, ответил Полянский. Некоторое время они ели молча. — Освоился уже на новом месте? — спросил Полянский. — Или нет? Я смотрю — про «скорую» ты рассказывал много, а про роддом молчишь. Или с вас там подписку о неразглашении берут? — Да нет, просто нечего рассказывать. — Так уж и нечего? — не поверил Полянский. — Ну да. Обычная врачебная работа. Хотя… — Данилов помолчал с минуту и продолжил: — Ты прав. На «скорой» была моя жизнь, а в роддоме — только работа. — Это закономерно, тогда ты был холост, а теперь у тебя есть семья… — Нет, дело совсем не в этом. Дело в отношении, в чувстве, с которым я шел на работу. На «скорую» я шел как домой, а сюда — чисто на работу… Как бы это объяснить… — Да я понимаю, — погрустнел Полянский. — С подобным чувством — на работу — я хожу в свой институт. А пару-тройку раз в год езжу в шестьдесят пятую больницу, где когда-то совмещал лаборантом. Езжу как к себе домой, несмотря на то, что прошло столько дет… Хотя люди везде одинаковые. — Да не в людях дело, а в том, как они относятся друг к другу! — Внезапный приступ головной боли сделал Данилова раздражительным. — На «скорой» вокруг меня были товарищи по работе, а здесь — сослуживцы. — Помню твоих товарищей, — сыронизировал Полянский. — Одного ты кипятком ошпарил, другому чуть челюсть не своротил… Как же. — Дурак ты, Гоша, и лечиться тебе уже поздно, — ответил Данилов. Он вытащил из кармана блистер пенталгина, выдавил на ладонь две таблетки, закинул их в рот и запил водкой. — Силен мужик! — покачал головой Полянский. — И не развезет? — Нет. Только голова перестанет болеть. Можешь не волноваться — тебе не придется доставлять меня домой. К тому же ты не знаешь, где я теперь живу. — Это не мое упущение, а твоя недоработка. — Согласен. На Новый год приглашаю тебя в гости. Можешь взять с собой подружку, только выбирай поумнее… — Я лучше один приду. Так надежнее. — Договорились. Познакомлю тебя с Никитой… — Слушай, можно нескромный вопрос? — Подожди, пока официант уберет жаровню, — и задавай, — серьезно сказал Данилов. По знаку Полянского жаровня была убрана и ее место занял медный чайничек, стилизованный под старину и оттого выглядевший малость обшарпанным. Полянский опасливо покосился на чайничек и продолжил: — Скажи-ка, каково это вдруг взять и оказаться папашей великовозрастного мальчика? Любопытно мне. — Игорь! — Данилов погрозил другу пальцем. — Признайся — ты собираешься жениться и у нее есть ребенок! Я угадал? — Нет, — твердо ответил Полянский. — Спрашиваю из чистого любопытства. — Тогда из чистой откровенности отвечаю — а хрен его знает. Я пока так и не понял. — Ну а какие отношения сложились? — Мирные. Я его не учу жизни, а он не вспоминает о том, как хорошо было без меня. Так и живем. По выходным иногда ходим в кино или в боулинг. Задушевных тайн друг другу пока не поверяем, да и вряд ли соберемся это делать. — А он не является для тебя… Ну, глядя на него, ты не ревнуешь Елену к ее бывшему мужу? — Ты явно пересмотрел отечественных сериалов, — поставил диагноз Данилов. — И явно подумываешь о женитьбе, что бы ты об этом ни говорил. Каким образом я должен ревновать Елену к ее бывшему мужу, если сейчас она живет со мной, а с ним не видится и не слышится? — Ладно, замнем. Голова прошла? — Полянский разлил остаток водки по стопкам. — Почти. — Тогда давай выпьем за то, чтобы все наши желания исполнялись… — …правильным образом! — закончил за него Данилов, поднимая свою стопку. — Совсем забыл! Угадай, кого я позавчера видел по телевизору? — Президента, — не думая ответил Данилов. — Мишку Замятина! И знаешь кто он теперь? Угадай! — Хватит загадок! Хочешь рассказать — говори так. — Заместитель начальника окружного управления здравоохранения! — Замятин?! — изумился Данилов. Мишка, с которым они вместе учились и вместе же начинали работать на «скорой», был человеком в своем роде уникальным — невероятно охочим до побочных заработков и столь же невероятно ленивым. Учился он на тройки, утверждая, что лучше закончить институт с красным лицом и синим дипломом, чем наоборот. На «скорой» доктор Замятин проработал всего полгода. Обычно для того чтобы получить от пациента «личную денежную субсидию», врачу или фельдшеру, а то и обоим вместе, надо постараться. Укол сделать, капельницу поставить, кардиограмму снять, в «хорошую» больницу отвезти. Короче говоря — каким-то образом угодить. Доктор Замятин не любил себя утруждать. И фельдшеров, с которыми вместе работал, тоже ничем не утруждал, за что те его очень любили. Они даже писали за него карты вызова, потому что Замятин и это ленился делать. Деньги с больных он вымогал своим, особым образом. Выбирал жертву подоверчивее и помнительнее (интуиция у него была потрясающая), разумеется — с повышенной температурой, бегло ее осматривал и заявлял: — Похоже, что у вас лихорадка Папатачи! Крайне заразная болезнь! Или — цуцугамуши. А то и вообще — пятнистая лихорадка Скалистых гор. Главное, чтобы название было неведомым, потому что неизвестное пугает сильнее. «Заразные больные» и их родственники цепенели от ужаса. — Я должен вас немедленно госпитализировать в инфекционный стационар! — продолжал Замятин. — Собирайтесь, да поскорее, а я пока запишу всех контактных… — А в больницу надолго? — этот вопрос обычно задается сразу. — Карантин — сорок дней! — привычно хмурился Замятин. Сорок дней — цифра пугающая, вызывающая в памяти всякие мрачные ассоциации. — А может, не надо? — робко интересовались жертвы. — Может, я дома полечусь? А то ведь… Их можно было понять — кому охота на сорок дней в инфекционную больницу! Далее следовала короткая, но энергичная речь доктора Замятина, посвященная врачебному долгу, который надлежит исполнять, несмотря ни на что. Даже — несмотря на мизерную зарплату. Догадливые пациенты или их не менее догадливые родственники лезли в кошельки и откупались от сорокадневного карантина посильной суммой. Меньше суммы, эквивалентной сотне долларов, обычно не давали. Нередко давали и больше, причем никогда не жаловались. Когда выздоравливали, должно быть, радовались втихую, про себя, что строгий доктор ошибся и не пришлось им зря отбывать сорокадневный карантин. |