Книга Невероятные будни доктора Данилова: от интерна до акушера, страница 19 – Андрей Шляхов

— Это точно, — подтвердил Петрович. — Не по какому-нибудь Мухосранску ведь ехать — по Москве.

— Зато столь любимый вами, коллега, некупируемый отек легких или же пятичасовое ожидание психиатров в веселой компании буйного психа являются для водителя подлинным благословением небес — спи себе в кабине или газетку почитывай. Диалектика!

— Это в Питере, говорят, хорошо водителям на «скорой», — Петрович врубил «светомузыку», пытаясь расчистить себе дорогу.

— Почему? — спросила Вера. — Нагрузки меньше? Или машин на дорогах?

— Нет, просто там ночью мосты разводят, и оттого каждая подстанция катается по своему острову, без дальних концов. Красота!

— Так в чем же дело, Петрович? — Вера не может не поддеть. — Питер ждет! Чего ты в Москве застрял?

— Ну ты сказала! — от удивления Петрович забыл выключить сирену с мигалкой, в которых уже не было нужды. — У меня здесь семья, дети, внучка, дача. Куда мне в Питер?! Да и потом — там хорошо, где нас нет.

Трель наладонника возвестила о вызове.

— Формовский проезд, одиннадцать дробь пять, третий подъезд, — сказал Данилов Петровичу, ознакомившись с информацией на экране коммуникатора.

Затем он повернулся к Эдику и спросил:

— Тебе, случайно, вещая Кассандра не родственница?

— Нет, — ответил слегка обалдевший от неожиданности Эдик.

— Псих или отек? — спросила сообразительная Вера.

— Некупируемый отек легких, Язов на себя вызывает. Светомузыку, Петрович, можно не выключать, поедем в темпе…

Пути господни неисповедимы. Выезжая на повод «посинел, задыхается», можно обнаружить на вызове бодрого старичка, которому так приспичило узнать свое артериальное давление, что пришлось вызывать «скорую». И точно так же, повод «подъем АД (артериального давления)» может обернуться отеком легких, с которым не всякий фельдшер и далеко не всегда может справиться в одиночку. А так, подъем давления — типичный «фельдшерский» повод. Приехал, «уколол магнолию внутрипопочно», иначе говоря — ввел внутримышечно сульфат магнезии, напомнил о необходимости своевременного приема таблеток и уехал с чистой совестью.

По самым оптимистичным предположениям, до Формовского было не меньше десяти минут езды.

— Эдуард, а почему ты пришел на «скорую»? — обернулся в салон Данилов. — Чему ты улыбаешься?

— Есть такой фильм «Всадник по имени «Смерть», — пояснил Эдик. — Там герои постоянно спрашивают друг дружку: «Почему вы пошли в террор»?

— И все же?

— Трудно сказать… — замялся Старчинский. — Работа живая, результат видишь сразу, это приятно… Писанины мало…

— Зато носилки таскать приходится, — добавил Данилов.

— Это проще, да и разминка всегда нужна. И — работа суточная, свободного времени много. Сутки отработал — трое дома.

— Так не получится, — поправила Вера. — Тем, кто работает на ставку, непременно ставят в месяц несколько полусуточных дежурств — «восемь — двадцать два» или «девять — двадцать три». Владимир Александрович, помните Таню Пангину?

— Такую не забудешь, — ответил за Данилова Петрович. — Ходячий тормоз, а не фельдшер.

— Что за Таня? — заинтересовался Эдик.

— Была у нас такая сотрудница, — начала Вера. — Фельдшер. Тупила по-черному где только можно. Врачи от нее просто вешались — дозировки путала, повязки накладывать не умела, к аппаратуре подойти боялась… Прозвище у нее было — «Ходячий тормоз». Так вот, она опоздала на свое первое дежурство. Помню, входит она в фельдшерскую к самому концу «пятиминутки» и на удивленный взгляд заведующего отвечает: «Разве я опоздала? Сейчас восемь двадцать, еще две минуты до начала смены». Не просекла, что «восемь — двадцать два» означает начало и конец смены.

— А помнишь, как она у Федулаева спросила, глядя на рану: «Это мышцы или мясо»?

— Ничего себе! — помотал лохматой башкой Эдик. — Как же ее на «скорую» взяли?

— Чем-то приглянулась Сыроежкину — фыркнула Вера, отрицательно относящаяся к любому начальству за исключением Данилова. — Он любит таких — послушных, приторно вежливых и соглашающихся с каждым его словом.

— А мы с ним друг другу не понравились, — сказал Эдик.

— Бывает, — Данилов вспомнил, как сам устраивался на «скорую». — Что не поделили?

— Я, по его мнению, слишком долго читал трудовой договор, прежде чем подписать, — ответил Эдик. — Он даже слегка нервничать начал, про очередь у кабинета вспомнил.

— А ты чего? — поторопила рассказчика Вера.

— Ничего — сказал, что в институте учили читать то, что подписываешь. Он ответил, что навряд ли из меня получится хороший выездной врач, а я сказал, что на худой конец устроюсь куда-нибудь заведовать кадрами.

— Так и сказал? — не поверил Данилов, а Вера только ахнула.

— Да, — скромно подтвердил Эдик.

— Наш человек! — в приливе чувств, Вера хлопнула стажера по плечу.

Тот слегка поморщился — хрупкая, изящная девушка, натренированная за шесть лет работы на «скорой», обладала прямо-таки недюжинной силой.

— Готовься — за первый же косяк огребешь строгий выговор с занесением в личное дело, — предупредил Данилов. — Сыроежкин злопамятен, как кардинал Ришелье.

— От судьбы не уйдешь, — махнул рукой Эдик. — А у вас, Владимир Александрович, выговоры были?

— Семь штук, — ответил Данилов. — Причем, как правило, не за то, за что следовало. Например, первый свой выговор я получил за то, что у меня в машине были посторонние.

— Пассажира подвезли?

— Нет, отвез старичка с нестабильной стенокардией в госпиталь инвалидов войны, причем не в наш, а в тот, что в Медведково. Дедушка без жены ехать наотрез отказывался, а что ей было в госпитале делать, после того как я ее мужа в реанимацию сдал? В два часа ночи? Ну, мы ее обратно и прихватили — все равно по пути.

— Помню, — вмешался Петрович. — Ночью дернул меня черт поехать через город, а не по кольцу, и на Таганке, возле бывшего ресторана «Закарпатские узоры» нас линейный контроль и тормознул. Посторонний в салоне — всем по шапке, то есть по выговору.

— Благими намерениями… — вздохнул Данилов.

Некоторое время они ехали молча. Когда машина свернула на Формовский проезд, Вера спросила:

— Ингалятор брать?

— Естественно, — отозвался Данилов. — Язов по дури не дернет — лечить будем в полном объеме.

У подъезда стояла машина тринадцатой бригады. Длинноволосый молодой водитель Бутаков так увлеченно слушал свой любимый «хэви-метал», что не сразу заметил появления коллег.

— Ромка! Аккумулятор посадишь! — на весь двор рявкнул Петрович. — Выруби магнитолу!

Бутаков не отреагировал. Петрович нехорошо помянул его родителей и вылез из машины на разборку, к которой его обязывала бригадирская должность…