Книга Бес шума и пыли, страница 32 – Антон Мякшин

— А кто ж ее установил?.. — удивился Гаврила. — И куда она ведет?..

Ответов на его вопросы я не знал. Догадки строить было некогда. Я мучился с дверью, которая упрямо не желала открываться. Палец в щель не пролезал; пряжка от ремня — тоже.

— Рогом попробуй! — подсказал детина.

— Помог бы, — огрызнулся я, — чем гавкать под руку! Отсырела, сволочь, разбухла…

— Чем же я помогу?!

Я сплюнул с досады, но использовать рог всё же попытался. Сначала у меня ничего не получалось. Минут пять я сосредоточенно бодался с дверью, затоптал в пылу работы в грязь свою бейсболку, набил на лбу изрядную шишку и, рассердившись, топнул копытом в пол, подняв фонтан грязных брызг.

— Адик! — вскрикнул вдруг воеводин сын. — Погоди! Я придумал!

— Чего?

— Придумал! Придумал! Дай-ка мне бесовскую твою штучку…

— Какую?.. А, фонарик… Держи.

— Теперь отойди на шаг… Так. Наклонись… Голову пониже опусти. Не шевелись!

Я хотел было спросить у Гаврилы, чего это он задумал, но не успел. Детина натужно ухнул — и меня вдруг с чудовищной силой швырнуло на дверь. Честное слово, я решил, что колодец обвалился и одно из бревен заехало мне аккурат пониже спины… Только когда мои рожки с треском впились в отсыревшую древесину двери, я разгадал план Гаврилы. Больно было! Я же всё-таки не Ахмет Медный Лоб!

— Стратег хренов! — застонал я, тщетно пытаясь высвободить голову. — Мог бы и предупредить!

— Ты бы не согласился, — резонно ответил Гаврила. — Кому ж приятно, когда его по заднице сапогом?.. Зато теперь всё просто будет!

Воеводин сын приподнял меня обеими руками за поясной ремень и за воротник и, используя мое тело в качестве дверной ручки, довольно легко открыл дверь. Правда, чтобы выдернуть меня из древесины, усилий и времени понадобилось побольше. В ходе освобождения я чувствовал себя коренным зубом, выдираемым стоматологом-практикантом.

Наконец рожки освободились, я рухнул на Гаврилу, Гаврила — в грязь, но проход был открыт!

Мы поднялись на ноги. Из подземного тоннеля пахло гнилью и мокрыми грибами.

— Пошли? — не очень уверенно спросил детина, освещая фонариком сырой и узкий, как кишка диковинного исполинского зверя, коридор.

— Конечно, пошли, — сказал я. — Для чего же столько возились? Дай-ка фонарик…

— Держи, держи, — с готовностью откликнулся Гаврила, возвращая мне фонарик и право идти первым.

* * *

Странный это был коридор. Начавшись узким проходом — почти лазом, похожим на звериную ногу, буквально через несколько шагов коридор раздался вширь и ввысь. Мы с моим клиентом могли шагать не пригибаясь.

Звук наших ног отдавался гулким эхом. Грязь под ногами сменилась каменным полом. С высокого потолка свисали клочья паутины и сопливая слизь. Коридор, не петляя, тянулся прямо, только, кажется, немного уходил вниз. Гаврила начал беспокоиться.

— Что-то долго идем, — поспевая за мной, проговорил он. — Отсюда до дома вдовы шагов никак не больше полста — если по земле. А мы уж версту точно отмахали. А то и две.

— Хочешь вернуться? — осведомился я. — Можно… Попробуешь, например, вскарабкаться по стенкам колодца вверх, поговоришь с псиной — авось она образумилась и отпустит нас подобру-поздорову.

Гаврила замолчал.

Коридор всё круче спускался вниз. Скоро появились ступени, выбитые в камне неизвестными мастерами. Теперь мы шли по лестнице — всё ниже, ниже и ниже… Воеводин сын тревожно сопел у меня за спиной.

Версты через три или четыре стали попадаться странные предметы, тут и там рассыпанные по ступенькам. Несколько длинных перьев — вроде бы орлиных, покрытых плесенью и размокшей краской. Стрела с кремниевым наконечником… Переломанное древко копья… Ожерелье — на сгнившей веревке три пожелтевших крокодильих зуба… Кости… Медвежий череп… Конский череп… Волчий череп… Человеческий!

Детина застучал зубами.

— Подземный ход не в дом Силантия ведет, — шепотом проговорил он. — Мы уж сколько прошли… Мы уж, наверное, на полпути к Москве!

— Вот и радуйся, — поддержал его я. — Ты же хотел писарем устроиться на государеву службу.

— Я грамоте не разумею! — заскулил Гаврила.

— Пока дойдем — научу. Времени хватит.

Луч моего фонаря стал слабеть. Из ярко-белого превратился в желтый, потом потемнел еще, потом погас совсем.

— Мама! — пискнул Гаврила. — Что это?

— Батарейки сели.

— Что? Куда?

— Бесовская штучка, другими словами, работать перестала. Дальше пойдем в темноте.

— Ах, чтоб ей пропасть! — заругался детина, от страха, видимо, напрочь забыв про мою лекцию о технике безопасности.

Фонарик с легким чпоканьем испарился из моей руки.

— Тьфу, дурак! — в сердцах воскликнул я. — Ведь фирменная вещь была — японская! Подождали бы немного, да батарейки местами поменяли, а ты…

— Ой! Извини, Адик.

— Дурак!

Минуту мы шли в полной темноте. Под ногами у меня что-то хрустнуло, и я остановился. Гаврила ткнулся носом мне в спину.

— Что там? — прошипел он.

Я протянул руку вперед. Пальцы наткнулись на холодную преграду. На ощупь — железо. Нисколько не сырое, кажется, даже без ржавчины… Сталь, что ли?.. Я наугад пошарил ладонью и нащупал дверную ручку.

— Вроде пришли, — сказал я.

— Куда?

— Откуда мне знать? В Москву!

Осторожно потянул ручку. Металлическая дверь легко отодвинулась в сторону. Стараясь ступать неслышно, я шагнул вперед, еще шагнул и… снова уперся в железную стенку!

На этот раз никакой ручки не было, как я ни шарил по поверхности. Зато обнаружились боковые стенки, близкий потолок, на котором ребрилась вентиляционная решетка. Воеводин сын смущенно покашлял у меня за спиной, погремел чем-то — и грохнул стальной дверью, через которую мы попали в железный ящик!

— Я нечаянно…

— Открой! — завопил я, охваченный внезапным приступом клаустрофобии.

— Не получается… То есть я не могу найти… Темно ведь!

— Пошарь по стенкам! Постой, я тоже! — Несколько минут мы, пыхтя, топтались в тесном ящике.

— Ничего не могу нашарить! — плачущим голосом сообщил Гаврила и вдруг вскрикнул:

— Адик!

— Не ори в ухо… Нашел?

— Да! То есть нет. Не ручку, а… пумпочку какую-то.

— Какую еще пумпочку?

— Ну… круглая, маленькая… Упругая такая, как гриб. Нажать?

— Попробуй… То есть ни в коем случае! — Наверное, я крикнул слишком громко. Гаврила, не успев отдернуть руку от «пумпочки», с испугу надавил на нее.