Книга Девочка на шаре, страница 39 – Ольга Шумяцкая, Марина Друбецкая

Фильма закончилась. Все зааплодировали. Ожогин очнулся. Ленни, отвязавшись от Пети, вернулась на веранду и смотрела издалека, как смешно Ожогин разговаривает с Лямскими — то и дело поднимая к лицу сложенные ладони: то ли молился на них, то ли молил их о чем-то.

— Спасибо! Спасибо огромное! Рад, что фильма произвела на вас впечатление! Это все Вася. — Он выдвигал вперед Чардынина. — Он запустил эту серию. Но у меня есть план… один план… и для музыкальной линии я имел бы честь… хотел бы… вас пригласить, — сбивчиво говорил Ожогин. — Есть прекрасная повесть Александра Грина «Алые паруса». Видите, около розового куста стоит мадемуазель Оффеншталь… мадемуазель Оффеншталь, она… она отчасти немка… впрочем, это неважно… она скоро будет известным режиссером, но я прошу ее сняться в фильме… я говорил вам, что хочу делать фильму?.. так вот, в роли Ассоли… ведь она настоящая Ассоль, и гримировать не надо… правда, правда? — Ленни заметила, что вся компания обернулась в ее сторону, смутилась и от смущения очень решительно приподняла в приветствии бокал с шампанским. — Но она отказалась сниматься… наотрез… — горестно заключил Ожогин и жалобно посмотрел на Лямских. — Загипнотизируйте ее! Пожалуйста!

— Но, мой капитан, это не так просто, — вздохнул виолончелист.

— Александр Федорович, прошу вас, сюда, — раздался из сада чей-то голос.

— Простите, я на минуту. — И Ожогин, откланявшись, ушел.

Лямские и Кторов остались втроем. Изольда выстукивала на рояле ля и соль самой высокой октавы — выходило тревожно и жалостливо.

— Я могу предложить только волшебный пиджак, — сказал Кторов в наступившей паузе.

— Волшебный пиджак? Что это такое? — удивился виолончелист.

— О, это лучший номер моего отца. Пиджак со свистом, фейерверком, мыльными пузырями и тройкой розовых бутонов. В свое время сногсшибательно действовало на дам самых разных возрастов и взглядов. — Говоря, Кторов расправлял рукава своего сюртука, и казалось, из них сейчас покажутся рукава волшебного пиджака. — Я захватил его на всякий случай — вдруг придется демонстрировать трюки, — и вот всякий случай подвернулся.

— Вы хотите, чтобы с помощью циркового пиджака Александр Федорович загипнотизировал свою маленькую Ассоль? — спросила Изольда.

— Предприятие кажется вам сомнительным?

Изольда пожала плечами.

— Попробовать, наверное, стоит.

— Что ж, тогда я отправляюсь за пиджаком. Не знаю, впрочем, насколько он будет впору господину Ожогину и согласится ли тот его надеть…

— Можно вылить на него красное вино и предложить ему волшебный пиджак взамен испорченного, — с видом заговорщика предложил Лямский, глядя на Кторова снизу вверх.

Изольда посмотрела на мужа с сомнением.

— Глупо, милая?

Она кивнула.

— Но как иначе, чтобы он ничего не заподозрил? Давайте, Кторов, несите ваш пиджак.

— Это будет упрощенный вариант волшебного пиджака — без кролика и голубей, — серьезно заметил Кторов.

Ожогин между тем возвращался на веранду, ища глазами Ленни. Она стояла тут же, за колонной, но не вышла ему навстречу. Ей показалось, что он чем-то озабочен, и она вдруг постеснялась его отвлекать.

Застреляли пробки шампанского — единственный фейерверк, на который согласился Ожогин. Вылетели — «как в русском балете», заметил кто-то из гостей — официанты с закусками. Реприза с пролитым вином была исполнена довольно бойко. Кторов толкнул официанта, поймал с подноса падающую бутылку, Лямский подставил бокалы, но тут заговорщики будто случайно налетели на Ожогина, и струя из бутылки вместо стаканов хлестнула на его белый сюртук. Ожогин растерянно топтался на месте, пытаясь стряхнуть с себя капли вина. Кторов суетился рядом, делая вид, что помогает, а вино все лилось и лилось на Ожогина. Через зал к ним уже бежала Изольда с чесучовым пиджаком в руках.

— Александр Федорович, переоденьтесь! Вот прислуга принесла.

— Почему-то я на каждой вечеринке оказываюсь мокрым, — смущенно бормотал Ожогин, влезая в рукава пиджака и оглядываясь. «Ну где же она?! Что за мучение такое!»

— Петя, ты не видел мадемуазель Оффеншталь? — спросил он довольно громко у проплывающего мимо секретаря.

— Была здесь. Мы обсуждали…

— Я здесь, Александр Федорович! — крикнула Ленни из толпы, услышав его голос и свое имя. — Сейчас…

Но только она успела к нему пробраться, как началось невообразимое. Из-за шиворота пиджака Ожогина полетели мыльные пузыри, окружившие его целым облаком. Он нелепо начал отмахиваться от них, молотя руками по воздуху. Пузыри полопались. Ожогин одернул рукава, желая приосаниться, и из кармана выстрелила хлопушка, засыпав всех конфетти.

— Браво! — неуверенно произнес Петя, и из нагрудного кармана Ожогина, словно по приказу, выскочил букет бумажных цветов. Затем пиджак засвистел, и у Ожогина из-за шиворота забили фонтанчики воды. Публика захохотала.

Ожогину показалось, что выключили звук. Он стоял в кругу хохочущих гостей, мрачный, насупившийся, чувствуя себя голым, испытывая мучительную неловкость, оглядывая толпу сумрачным взглядом из-под сдвинутых бровей и не зная, как уйти, чтобы снова не оказаться смешным. «Вот вам, пожалуйста, и фейерверк», — подумал он. Взгляд его упал на Ленни. Она не смеялась. Стояла так же, как он, насупившись, и смотрела на него странным немигающим взглядом. «Я не только смешон, но и жалок», — промелькнуло у него в голове.

«Как же ему помочь? — между тем думала Ленни, испытывая такую же мучительную неловкость, что и Ожогин. Ей казалось, что это не он, а она стоит посреди гостиной, выставленная на всеобщее праздное обозрение. Это чувство было внове для нее: первый раз в жизни она ощущала состояние другого человека как свое собственное. — Как помочь? Подойти? Взять за руку и увести? Неудобно…»

Вдруг раздался стремительный фортепьянный пассаж — от высоких нот к низким одним махом, кубарем, и еще один. Потом взорвались несколько странных аккордов, копируя звук хлопушки, и наперекор сумбуру клавиш, разбегающихся под пальцами Изольды, запела виолончель. Смычком прямо по сердцу. Звуки путались, разбегались, терялись, соединялись, выстраивались и снова путались. Все разом замолчали, восторженно глядя на музыкантов.

Ожогин жалко улыбнулся, поняв, что все это представление происходит по его просьбе. Гипнотизируют. Спасибо. А он-то, дурак, растерялся. Ему-то, дураку, надо бы идти контракты смотреть. Надо бы с отчетами разбираться. А он вздумал в волшебство лезть. Он положил волшебный пиджак на кресло, взял бокал шампанского, пригубил — ну вот, уже теплое, — поставил обратно на стол. Толпа переместилась к музыкантам, и на этой стороне веранды осталась только Ленни, по-прежнему глядящая на него. Он развел перед ней руками — дескать, вот так — и спустился по ступенькам в сад. Виолончель играла больно-больно, еще горше, чем было у него на душе. Ленни шла за ним как загипнотизированная. И только листва магнолий скрыла их от гостей. Она погладила ладошкой его широкую спину. Он вздрогнул, но не повернулся. Она прислонилась к нему, прижалась щекой и вспомнила вчерашний сон: она знала, что он тоже боялся поворачиваться. Она просунула руки — так смешно, почти вокруг пояса, — обняла его и поцеловала спину сквозь сорочку.