Книга Полночные наслаждения, страница 86 – Элоиза Джеймс

Ну, плакала — это, пожалуй, сильно сказано. Мадам де Меневаль уронила одну скупую слезу и протянула руки к Мадлен.

— Мадлен, дорогая Мадлен! А я считала вас погибшей вместе с матушкой. Боже, как мне здесь не хватает дорогой Элен! А вы просто ее копия. Моя дорогая, я помню вас совсем ребенком, когда вам было лет пять, не больше. Матушка привезла вас тогда в Париж на балет. Надо же, в такую даль! Ваша матушка любила балет. О, как она любила танцевать.

Софи напряженно молчала. Мадлен тоже. Обе во все глаза смотрели на мадам де Меневаль, как если бы у нее на лбу внезапно выросли рога. Но мадам этого не замечала. Она вытащила из сумочки носовой платочек из тончайшего кружева и аккуратно промокнула глаза.

— Боже, даже не верится! Именно так выглядела ваша бедная мама в те времена, когда затмевала всех придворных дам. Мне кажется, я снова вижу перед собой мою дорогую Элен. У вас ее глаза, волосы… ваша фигура в точности как у нее. Да как же, я хорошо помню, как наш дорогой король Людовик с вожделением поглядывал на грудь Элен. Как будто это было вчера. Мария Антуанетта обычно была этим весьма недовольна, но виду не подавала. О, она была гордая дама! К тому же упрекнуть вашу матушку ей было абсолютно не в чем. Она вела себя безупречно — настоящая аристократка. И скромная, никогда вперед не вылезала. А то, что Людовик находил ее очень привлекательной, так в этом Элен не виновата.

Неожиданно мадам заметила на лице Мадлен удивление.

— Милая, вы, наверное, не знали, что являетесь копией вашей матушки. Я угадала?

— Отец иногда говорил, — медленно произнесла Мадлен, — но я в это не верила.

В этот момент позади Мадлен возник Брэддон и коснулся ее локтя.

— Я полагаю, что сейчас мой танец, — сказал он с поклоном.

— Брэддон! — воскликнула Мадлен, забыв, что обращаться по имени — это нарушение этикета. — Мадам де Меневаль говорит, что я очень похожа на свою маму!

У Брэддона отвисла челюсть. Софи напряглась. Сейчас ляпнет что-нибудь идиотское. Непроизвольно она сжала рукав Патрика.

Патрик скосил глаза на побледневшую жену. Почему Софи так взволновалась? Он терялся в догадках.

К счастью, мадам де Меневаль заговорила прежде и тем, сама того не ведая, помешала Брэддону все испортить.

— Вы, должно быть, тот самый граф Слэслоу, — сказала она, критически оглядывая Брэддона. Она не очень-то жаловала все типично английское, в том числе и таких здоровяков, голубоглазых, с белокурыми волосами. — Я слышала, что вы имели честь сделать предложение дочери моей дорогой приятельницы маркизы де Фламмарион?

— Это верно, — нерешительно произнес Брэддон и снова поклонился. На всякий случай.

Мадам фыркнула. Дурак, как и все эти англичане. Но все же не такой странный, как супруг Элен.

— А ваш отец, маркиз… — Она снова посмотрела на Мадлен, которая, услышав ее слова, стала белее полотна. — Надеюсь, он в добром здравии?

— Отец привез меня в Англию в девяносто третьем, — осторожно сказала Мадлен.

— О, девяносто третий год. — Мадам поежилась. — Это был ужасный год, ужасный. Да, как раз тогда вашу бедную матушку… — Она горестно вздохнула. — Я помню, это было в апреле.

— Ужасный год.

Это невероятно, но Мадлен побледнела еще сильнее.

— Отец сказал, что мама умерла от лихорадки, — нашлась наконец она.

— О нет, — воскликнула французская мадам. — Ее арестовали. Фукс, этому мяснику, нужны были новые жертвы. Она редко приезжала в Париж — знаете, ваш отец был таким затворником, — но тут ей, видимо, понадобилось купить… я думаю, что-то из одежды. Впрочем, я не уверена. Да это и не важно.

Мадлен знала, что это правда. Отец периодически возмущался стремлением женщин угнаться за модой. Вот, значит, в чем дело.

— Ее схватили, — продолжала мадам. — Я знаю, ваш отец приезжал в Париж и умолял трибунал сохранить ей жизнь. Единственная причина, почему его самого не отправили на гильотину, — это странное поведение. Он все время проводил в конюшнях, всегда ходил грязный, как настоящий конюх. Ходили слухи, что он даже научился подковывать лошадей.

— Да, он умеет, — оцепенело проронила Мадлен.

— Вот это и спасло ему жизнь, — сказала мадам. — Эти канальи, члены трибунала, сочли его безвредным. Представляете, эта чернь, эти выродки решали судьбу лучших представителей нации! — Ее глаза яростно вспыхнули. — Хорошо, что вам удалось добраться сюда, девочка. Выйдете замуж за англичанина, это не так уж плохо. Даже если ваш отец потерял все свое состояние. Кстати, он смог что-нибудь вывезти?

— Кажется, да, — ответила Мадлен, вспомнив кругленькую сумму, которую отец, к большому ее удивлению, неожиданно отвалил, когда пришло время купить наряды и нанять миссис Тревельян.

— Это хорошо, — сказала мадам де Меневаль и поджала губы. — Признаюсь, к Винсенту Гарнье я всегда относилась с некоторой неприязнью. Он был довольно странным, даже в молодости. Но Элен его любила. О, она была в него безумно влюблена. Про Винсента я от нее никогда не слышала ни одного дурного слова. Потом он на ней женился, привез в свое поместье в Лимузене, и все. При дворе она появлялась крайне редко. Я теперь думаю, что, может быть, это даже и к лучшему. Просто не знаю, как он разрешил ей поехать в Париж тогда, в девяносто третьем. — Мадам замолкла.

Мадлен посмотрела на Брэддона, на ее глазах блестели слезы. Он встрепенулся.

— Боюсь, что вынужден сейчас увести мою невесту. — Брэддон поклонился вначале всем, а затем отдельно мадам де Меневаль. — Мадам, ваш покорный слуга.

Мадам высокомерно кивнула Брэддону, но ее глаза смягчились, когда она посмотрела на Мадлен.

— Дорогое дитя, я вижу, что невольно заставила вас страдать. Но вы должны меня простить.

— Нет-нет, — Мадлен слабо улыбнулась. — Для меня было огромным счастьем познакомиться с вами. Ведь от мамы не осталось почти никаких воспоминаний.

— Может быть, вы как-нибудь заглянете ко мне на чай. Я знала Элен, вашу матушку, почти с пеленок, и многое могу рассказать. Представляю, как бы она сейчас была счастлива, глядя на вас, моя дорогая!

Чувствуя, что у нее вот-вот хлынут слезы, Мадлен поспешно сделала реверанс и направилась с Брэддоном в танцевальный зал. Однако, вместо того чтобы танцевать, он завел ее в какой-то пустой салон, быстро закрыл дверь и обнял.

— Брэддон, — всхлипнула Мадлен. — Ведь Элен, о которой рассказывала мадам де Меневаль, — это моя мама.

— Что?

— Да, мадам… она говорила о моей маме.

— Но это невозможно, — ласково возразил Брэддон. — Моя дорогая, успокойся. Твоя мама была женой торговца лошадьми. Она не могла дружить с приближенной ко двору аристократкой.

— Разве ты не понял, Брэддон? — Мадлен подняла на него заплаканные глаза. — Мой отец — маркиз, который, к удивлению всех, научился подковывать лошадей. Ты же слышал, она сказала, что он вел себя очень странно. Приехав в Англию, он, видимо, решил не объявлять о своем дворянстве, а открыл конюшни. Вот почему папа предложил мне выдавать себя за дочь маркиза де Фламмариона. Потому что он и есть этот самый де Фламмарион. А я еще удивлялась, как он согласился с нашим планом. Причем так быстро.