Онлайн книга «Колодец забытых желаний»
— Ну почему? — недоумевал Олег Петрович, рассматривая жуткую картину. — Ну, вот ты художница, да? Почему у тебя голова, получается, в унитазе?! — Ты ничего не понимаешь, — сердилась она. — Это эмоции! Образы, которые терзают тебя, — когда ты пишешь, они уничижают тебя изнутри. — Изнутри чего? — упорствовал Олег Петрович. — Тут все внутри унитаза!.. На том они и расстались, решив более друг друга не раздражать. Олег Петрович чувствовал себя немного виноватым, потому что девушка на самом деле была слегка в него влюблена и даже поплакала немного, когда на почве унитаза они разошлись окончательно. Он знал, что художник она так себе, но у нее были чутье и нюх, если не считать некоторых завихрений, а ими можно было смело пренебречь. Так что у Олега была и еще одна цель, так сказать, дальняя, — подзаработать немного денег или уж, по крайней мере, остаться не в убытке. Дело с покупкой помещения шло туго — никто не хотел продавать там, где Олег и Виктор Иванович хотели купить, и за те деньги, которые они предлагали. Приходилось как-то выкручиваться. Вот о приблизительных размерах этих самых выкрутасов Виктор Иванович и говорил Олегу. Выходило что-то очень много. — Придется, наверное, самого подключать, — сказал в завершение Виктор Иванович. — Не хотелось бы его беспокоить по пустячному делу, но не выходит по-другому! Мы на эти деньги, что от нас хотят только на взятки, дворец спорта в Монако могли бы купить! — Почему в Монако? — удивился Олег. — Да у них там тоже недвижимость дорогая!.. — Если хотите, я поговорю, — предложил Олег, подумав. — С самим. В субботу, на футболе. — Да можно, можно! В неформальной, так сказать, обстановке. Дело-то пустяковое, а эти гаврики из префектуры, последние остатки совести потеряли! — Э, Виктор Иванович, остатки бывают только от чего-то, а у них совести никогда не было, и терять им нечего. — Креста на них нет, — сказал партнер задумчиво. — Я вот в церковь каждую субботу хожу, исповедуюсь, причащаюсь, а все равно чувствую — давят грехи, ох, давят, Олег Петрович! Олег промолчал. У него были свои представления о совести, грехах и церкви, и он предпочитал ими ни с кем не делиться. Второй вопрос, который партнеры должны были обсудить, — это как раз строительство храма в Подмосковье, за которое взялся Виктор Иванович, а Олег браться решительно не хотел и предлагал просто поделить расходы. Тут у них и вышла заминка, потому что Назаров принялся Олегу втолковывать, как неразумному, что подмосковный храм должен стать главным делом его жизни. Олег слушал, молчал, кивал. Он точно знал, что денег даст, а больше ничего делать не станет. — Мы же с тобой православные, — говорил Виктор Иванович, горячась все больше и больше, — а не какие-то там иноверцы! Одной верой не спасемся, мало веры, еще добрые дела нужны! Вот я к батюшке Валентину на прошлой неделе ездил, под Тулу. И деревушка крохотная, и церковка бедненькая, и батюшка еще слабосильный, молодой совсем, борода почти не растет, а народ уже душой-то потянулся! Думаю помочь им тоже. Олег пожал плечами: — Давайте поможем. — Вот стою я на молебне, слушаю, как он служит, батюшка молодой, а в храме сквозняки гуляют так, что свечи гаснут! А бабульки есть, которые на коленях стоят, земные поклоны бьют! Подремонтировать бы хорошо храм, утеплить, иконостас новый организовать, потому что у них совсем иконки плохонькие! — Давайте иконостас. — И молодых, я посмотрел, много. И детей приводят, и сами идут! Вот в субботу батюшка две пары венчает. Звал меня посмотреть. Олег поднял брови. —И вы поедете? — Поеду, если график позволит, — сказал партнер озабоченно. — Хорошо, когда традиции возрождаются! — Должно быть, хорошо, — согласился Олег Петрович. Назаров вдруг рассердился: — Да что ты заладил одно и то же! — Они говорили друг другу то «ты», то «вы». — О душе надо думать, о душе! Вон как российское купечество о душе своей пеклось, сколько на храмы жертвовало да на иконы! А мы!.. Все позабыли, все пораскидали, все порушили, да еще на пепелище сплясали! Народ следует в церковь вести, как детей неразумных, глядишь, изменится что-то! Подобреем душой! — Народ нужно учить, — сказал Олег Петрович, морщась. — В школах, в институтах! Читать следует учить, никто же не умеет! Историю религии надо преподавать, мы же невежественны, как… как медведи! А уж особенно в религиозных вопросах! — Так вот и надо, чтобы народ в церковь шел! — Надо, чтобы он осознанно шел, Виктор Иванович. А не потому, что больше пойти некуда, пойду-ка от скуки в храм! Там, в этой вашей тульской деревне, куда-то еще можно податься? Наверняка кино раз в неделю привозят, и дискотека по пятницам в клубе! Вот все в храме и постоят с постными лицами и снова самогон жрать, а потом драться! Что, не так разве? — Не так! Совсем не так! Мужичок, может, в храме постоит, батюшку послушает, раскается и не пойдет пить! — А куда пойдет? Назаров посмотрел на Олега Петровича. — То есть что значит — куда? — Ну, если пить не пойдет, куда он денется, мужичок-то ваш раскаявшийся? Книгу читать станет? Льва Николаевича Толстого? Или на работу ринется, аки лев? Или детей родных начнет не ремнем воспитывать, а ласковым словом? — Что ты, Олег Петрович, ей-богу, все скепсис свой демонстрируешь! — Не люблю я показательных выступлений, Виктор Иванович! А то, о чем ты говоришь, как раз и есть показательные выступления, а не вера в бога! Вера в чем-то другом и по-другому должна выражаться. — Для ее выражения от Рождества Христова ничего нового не придумали, Олег. Только храм и молитва! — И мелочи всякие, — добавил Олег Петрович неторопливо, — вроде любви к ближнему! Не убий, не укради, да вы все знаете лучше меня! — В храме этому и надо учиться! — Этому надо учиться у мамы с папой. И оба замолчали. — Здесь мы с тобой не сойдемся, Олег Петрович. — Видимо, нет, Виктор Иванович. — Так деньги даешь? — Мы же договорились. Завтра переведу. Только вы за строительством все равно приглядывали бы! И денег в руки никому давать не следует. — Там у меня отец Панкратий за всем приглядывает. — И отцу Панкратию не вверяйтесь особенно. Мало ли что! Потом он вам доложит, что вы его ввели во искушение своими деньгами, и дело с концом. Ни храма, ни денег! |