Онлайн книга «Вкус блаженства»
|
– В таком случае прими меня. – Принять и обладать – разные вещи. Я не приму тебя, потому что у тебя вся жизнь впереди. Ты еще найдешь женщину своего возраста, и она родит тебе дюжину младенцев. – Гризелда потянулась к Дарлингтону и отвела с его лба непокорный локон. – А я, мой дорогой, буду танцевать на твоей свадьбе, но никогда не стану твоей женой, хотя твое предложение для меня огромная честь. Его глаза пылали. – Ты меня любишь! Гризелда вздернула подбородок: – Я ценю тебя и горжусь тобой. Дарлингтон прищурился: – Гордишься, как гордилась бы своим сыном? Гризелда напомнила себе, что молодые люди обладают пылкими страстями; но она уже и сама начинала сердиться. – Разумеется, я не мать тебе, но могла бы ею быть. – Прекрати! Сколько тебе лет, Гризелда Уиллоуби? – Ну, на сколько-то лет я тебя все же старше. – Гризелда пошла на попятный, надеясь сохранить атмосферу спокойствия. – Я снова спрашиваю: сколько тебе лет? Гризелда крепко сжала губы: они никогда не говорили о ее возрасте. Никогда. – Послушай, Гризелда, тебе тридцать два, и ты вполне способна родить мне полдюжины детей, если пожелаешь. Мне двадцать семь, почти двадцать восемь. Пять лет – вот и вся разница между нами. – Ты знал, – прошептала она. – Но неужели двадцать семь? – А ты думала, восемнадцать? – Я вообще не думала об этом. – Ну так подумай. Даже будь тебе тридцать девять, я все равно попросил бы тебя о том же, и даже если бы тебе было сорок девять... А пока же ты едва ли можешь претендовать на роль моей матери, учитывая, что тебе исполнилось всего четыре года, когда я родился. – Пять. И потом, я слишком мало знаю о тебе. – Но ведь ты всегда можешь спросить. Если это так важно, я писатель. – Что? – Гризелда почувствовала себя сбитой с толку, словно потеряла нить разговора. – Писатель, – повторил Чарлз спокойно. – Ты спрашивала, как мне удается содержать дом. Я пишу. – Романы? – Нет, мой жанр ниже рангом. Я пишу рассказы о преступлениях, которые никогда не совершались, сенсационные памфлеты для низкопробных листков, отчеты об исповеди убийц. По правде говоря, иногда я даже писал сами исповеди. – Откуда ты мог их знать? Где ты их слышал? Дарлингтон пожал плечами: – У меня есть друзья среди полицейских; если мне случается набрести на интересный материал, я не скуплюсь на гинеи. Гризелда долго смотрела на него, и наконец губы Чарлза изогнулись в понимающей улыбке. – Я согласен, средства к существованию достаются мне не слишком благородным образом. Я чернорабочий. По правде говоря, я и сам иногда стыжусь себя, а моя семья находит мои занятия омерзительными. Отец не желает даже слышать о моих занятиях, и это одна из причин, почему он помешан на идее женить меня на деньгах. Гризелда нахмурилась. Как он смеет считать ее настолько заносчивой?! И почему она должна отказываться от брака с писателем? – Я пишу как раз такое имеющее успех чтиво, о каком мы говорили вчера, – продолжал говорить Дарлингтон. – Мать убийцы непременно падает в обморок, услышав о том, что его заключили под стражу. Все жертвы – крепкие молодые люди, из которых получились бы замечательные мужья и отцы... Ну и так далее. – Он замолчал в ожидании ее реакции на его слова, но Гризелда не отвечала: она уставилась на полированную столешницу, напряженно о чем-то размышляя. Потом вдруг она прижала руку ко лбу и, покачнувшись, упала ему на руки. На какое-то мгновение Чарлз растерялся. Что, черт возьми, происходит? Неужели это он довел ее до обморока? В отчаянии он стал оглядываться по сторонам, вспомнив, что, если женщина падает в обморок, ее следует приводить в чувство нюхательными солями. К сожалению, у него на кухне был только лук. Наконец он уложил ее на кушетку. Лицо Гризелды казалось мертвенно-бледным: должно быть, она испытала гораздо более сильный шок, чем он предполагал. – Гризелда, – осторожно позвал Чарлз. – Пожалуйста, открой глаза! Ответа не было. Тогда Чарлз быстро принес с кухни кувшин с водой и высоко поднял над головой, собираясь, если понадобится, вылить его на Гризелду. Слегка приоткрыв один глаз, Гризелда тут же решила, что ей пора очнуться, и издала звук, который, по ее мнению, можно было бы истолковать как проявление отчаяния, после чего Дарлингтон, к ее немалому облегчению, немедленно поставил кувшин на стол. – Дорогая... – Он с озабоченным видом склонился над ней. – Как ты себя чувствуешь? Гризелда испустила слабый стон и драматическим жестом поднесла руку ко лбу. – Не может быть! – слабым голосом произнесла она. Дарлингтон принялся растирать ей руки, и она, услышав, как он бранится себе под нос, чуть не расхохоталась. – Неужели я это услышала? Не может быть! Конечно, нет! Пожалуй, тут попахивало ненужным повторением, но для человека, не связанного с литературой, она действовала совершенно правильно и убедительно. – Гризелда, – начал Дарлингтон. – Я искренне сожалею, что... – Что мой любовник... – Она широко открыла глаза и в упор посмотрела на него. – Мой любовник – всего лишь обыкновенный наемный работник! – Но... Больше Гризелда не могла продолжать эту комедию. – О, убей меня сейчас же! – возопила она. – Я себя опозорила, запятнала! Моя жизнь разрушена! Моя репутация, мое тело, моя... Она сделала паузу и уже подумала, не упасть ли снова в обморок, как вдруг заметила, что Чарлз весело улыбается, глядя на нее. – А ты неплохая актриса... – Слава Богу, что ты наконец это заметил! Поверь, я смогла бы описать подобную сцену не хуже тебя. – Это всего лишь клише, – добродушно возразил Чарлз. – И к тому же женщины в моих книгах никогда не издают стонов. – А жаль, – усмехнулась Гризелда. – Я от всего сердца наслаждалась этой сценой, и мне пришлось прервать представление только потому, что ты собрался окатить меня водой. – Ясно. Я только не понял, к чему вообще вся эта комедия... – Ну надо же мне было узнать, как ты обращаешься с женщинами, потерявшими сознание. – Гризелда уселась поудобнее и поправила волосы. – Прежде у тебя не было такого опыта, верно? – Нет. – Ты что, считаешь меня дурой, неспособной понять, чем ты занимаешься? – Но ты... – Я вполне довольна тем, что мой возлюбленный – автор живой прозы, которой наслаждаются сотни людей. Ты ухитрился разбогатеть и избавить себя от необходимости жениться ради приданого; разве это не замечательно? Кстати, если бы ты покорился отцу и женился на деньгах, Дарлингтон, мы никогда бы не встретились и не узнали друг друга. |