Книга Сказка для олигарха, страница 48 – Яна Тройнич, Марина Тройнич

— Не переживайте, скоро вернусь. — Я уселась на метлу. — Ничего не случится. Не поминайте лихом!

На лицах парней отразился испуг. Метла проворчала:

— Не к добру вспоминать такое в дорогу. Думать надо!

Последние слова она произнесла тоном, подразумевающим, что думать-то мне как раз нечем.

Метла взяла старт. Мы покружили над рекой. Потом над лесом. Спустя некоторое время под нами появилась поляна, а на ней — огромный дом за высоким забором.

Я радостно закричала:

— Ура! Вот и нашли то, что искали. Давай спускайся где-нибудь рядом. А в дом пешком отправлюсь.

Куда проще было бы приземлиться прямо у терема, но вряд ли девица, прибывшая на таком транспорте, вызовет у хозяев положительные эмоции. Кийс предупреждал, что могут не понять.

Мы спустились в лес.

— Не хотелось бы отпускать тебя одну, — вздохнула метла.

А у меня при виде дома поднялось настроение, и я хвастливо заявила:

— Ну что вы все беспокоитесь? Я в огне не горю и в воде не тону.

И тут же получила черенком по голове:

— Молчи, накаркаешь беду.

Но я не унялась и ехидно парировала:

— Какие вы все суеверные!

Домом найденное нами жилище назвать было сложно. Скорее подходило слово «замок». Вот только располагался он как-то уединенно. Я вспомнила коттедж Феди, который тоже стоял в лесу, и подумала: «У богатых свои причуды». Что ж, пора узнать, кто здесь живет, и напроситься в гости. Ночевка под кустиками меня совсем не привлекает.

Однако какие-то опасения появились. На всякий случай я сказала метле:

— Если что, лети за Кийсом и Локшей.

Та пробурчала:

— Неужели думаешь, что брошу?

На прощание я прижала метлу к сердцу, чем, по-видимому, очень ее растрогала, и направилась к дому.

Огромные, обитые железом ворота распахнулись передо мной сами, едва я к ним подошла. А то, что я увидела дальше, уж совсем напоминало сказку. На крыльце стояли… натуральные негры, которых я сначала приняла за скульптуры. Обнаженные черные торсы демонстрировали великолепную мускулатуру. Одеты негры были лишь в алые шелковые шаровары. На поясе висели изогнутые мечи.

Навстречу вышел еще один чернокожий, только в белом, и низко поклонился:

— Хозяин просит прекрасную гостью предстать перед его очами.

Я подумала: «Немного витиевато, но сойдет». Даже довольно вежливо. Хуже было бы, если бы обругали за вторжение.

Двери опять распахнулись сами собой, и мы вступили в полутемный зал.

Негр почтительно поклонился:

— Ступайте, госпожа, — и отошел в сторону.

В самом конце зала виднелся трон. На нем кто-то восседал. От дверей к трону вела странная мохнатая ковровая дорожка красноватого цвета, будто выкрашенная хной. Длинный ворс блестел и переливался.

Я услышала со стороны трона чей-то голос:

— Входи, красна девица, не бойся.

На миг я замерла — хорошее воспитание не позволяло ступить на дорожку в грязной обуви. Но босиком топать тоже было неловко. Немного поколебавшись, двинулась вперед. Но успела сделать лишь несколько шагов, как голос заверещал:

— Деревенщина!!! Куда полезла? Испоганила священную бороду. Ой, оттащите ее скорее!

Не дожидаясь, пока мне помогут, я сама спрыгнула с «дорожки», дошла до трона и остолбенела. Там сидел… карлик. С огромной головой и рыжей бородой, занимавшей половину помещения. Там, где я на нее наступила, уже суетились негры: чистили и сдували пылинки.

Если бы меня Карл Карлович не заставил перечитать сказки Пушкина, могла бы и не узнать Чародея. Он, похоже, решил омолодиться — выкрасил седую бороду. Раньше-то я намеревалась поговорить о деле, то есть напроситься на ночлег и угощение. Но хозяин и его слуги с саблями не слишком мне понравились. Прежние дела этого персонажа отнюдь не отличались добродетельностью. Вряд ли он сильно переменился — горбатого могила исправит. Пока я обдумывала, что сказать, карлик глумливо захихикал:

— Что, девонька, онемела от такой красоты? — Он с гордостью погладил свою бороду и пробормотал: — Хорош подарочек на день рождения! А то все думал, как бы скрасить это событие.

Глаза цепко пробежались по моей фигуре.

— Расскажи, милая, что в наших краях потеряла и что ищешь? — произнес Чародей сладким елейным голоском.

И голос, и речи хозяина совсем не внушали доверия. Говорят, первое впечатление — самое верное. И оно мне настойчиво подсказывало закругляться и делать отсюда ноги. Но как теперь выкручиваться? Я понадеялась на русское «авось» и решила показать, что не лыком шита, знаю, как нужно разговаривать. Гордо выпрямившись, я выдала:

— Что-то ты, батюшка Чародей, гостей неласково встречаешь. Сначала накорми-напои, в баньке попарь да спать уложи. А потом и спрашивай.

И сама своим ушам не поверила: что за чушь несу? Еще и баньку приплела. У меня даже испарина на лбу выступила. В ответ раздался дружный хохот. Гоготали все, даже слуги. Дедушка-даун вытирал слезы:

— Уважим тебя, девица, уважим. И в баньке вымоем, и в кроватку уложим. Вот сегодня будет у нас потеха!

Потом спокойно распорядился:

— Взять ее. И в спальню.

До меня быстро дошел смысл сказанного. Слуги и шагу ступить не успели, как я совершила грандиозный прыжок, который мог бы украсить Книгу рекордов Гиннесса. Оказавшись на троне рядом с противным старикашкой, одной рукой вцепилась ему в нос, выкручивая его в сторону, а второй рванула бороду.

— Старый паршивый козел! — завизжала я что было силы. — С Людмилой ничего не получилось, так решил на мне отыграться?!

Дедушка взвыл и метнулся с кресла вертикально вверх. Скоро я поняла, что мы оторвались от земли и выскочили в раскрытое широкое окно. Я скосила глаза вниз и заорала от ужаса. В голове закружись строки поэмы:

Там в облаках перед народом

Через леса, через моря

Колдун несет богатыря…

Только я-то на роль богатыря совсем не претендовала. Если пальцы разожмутся, расшибусь в лепешку. Я отпустила нос старика и ухватилась второй рукой за бороду. Потом обхватила ее еще и ногами.

Колдун, похоже, начал успокаиваться и прошипел:

— Вот спущусь и накажу тебя как следует. А потом отдам слугам. Если раньше не свалишься.

— Шиш тебе! — огрызнулась я и посильнее вцепилась в рыжие космы. Хотя вряд ли у меня хватит сил долго держаться.

Дед продолжат поливать меня оскорблениями. Ругательств он знал великое множество. Потом на какое-то время примолк и удивленно спросил:

— А кто тебе такую глупость сказал, будто я не поимел Людмилку?