Книга Цирк монстров, страница 47 – Патрик Бовен

Я добавил, что мой отец наверняка знает Коша или, по крайней мере, слышал его имя — во всяком случае, у меня сложилось именно такое впечатление.

Кэмерон кивнул — о такой возможности мы говорили пару дней назад у меня в кухне. Чтобы это заподозрить, не требовалось быть Шерлоком Холмсом…

Ну, хорошо, мой друг, а вот это как тебе?

И я рассказал о газетной вырезке 1971 года — о ребенке, задавленном каким-то неизвестным. Я сообщил, что, по данным следствия, убийца перевозил в кабине своего грузовика марихуану. А мой отец был задержан буквально на следующий день за попытку продажи марихуаны и почему-то оказался в тюрьме строгого режима, несмотря на незначительное количество обнаруженного при нем наркотика.

На сей раз Кэмерон наконец-то насторожился:

— Эта вырезка у тебя с собой?

Я передал ее ему и рассказал остальное, включая эпизод с упоминанием песни «Четыре стены Рэйфорда», которую мой отец якобы слышал в заключении, тогда как появилась она шестнадцать лет спустя.

Закончив читать заметку, Кэмерон вернул ее мне.

— Странно, — произнес он.

— Ну, это самое меньшее, что можно сказать.

— За продажу марихуаны наказание действительно слишком суровое… Ты думаешь, истинной причиной было убийство ребенка?

— Я не знаю.

— И мать скрывала от тебя эту историю?

— Она никогда ничего об этом не говорила. Но сам факт, что она сохранила эту вырезку, по-моему, красноречивое свидетельство.

— Согласен. Здесь придется покопаться.

— Я могу тебе помочь.

— Оставь это, Пол.

— Меня бесит сидеть сложа руки.

— Успокойся. История любопытная, что да, то да, но это было давно. Нет никаких доказательств, что она как-то связана с Кошем. Возвращайся к своей работе, переключи мысли на что-то другое. Пока это единственное, что тебе остается делать.

Первая половина дня прошла как во сне. Я беспрестанно отправлял на автоответчик Клэр послания, то резкие, то умоляющие, но, разумеется, не получил ответа. Потом пытался уснуть, но много раз просыпался и снова засыпал, прежде чем мне удалось поспать несколько часов подряд. В какой-то момент я подумал, не принять ли снотворное, но решил отказаться от этой идеи — в том, чтобы спать днем, как вампир, не было ничего хорошего. К тому же мне не хотелось привыкать к таблеткам: мои нынешние заботы требовали полной ясности мышления.

Наконец я проснулся, принял ледяной душ, наскоро побрился, натянул свежую футболку и поехал на работу.

Доктор Элга Браатц, увидев меня, изумленно округлила глаза — в этот уик-энд было не мое дежурство.

— Вы с кровати упали, ja?

Сильно пахло медицинским спиртом. В приемной негде было яблоку упасть. Из всех посетителей мое внимание привлекли старик с бледным напряженным лицом, массирующий живот, и целая стайка детей, галдящих, качающихся на стульях и рвущих иллюстрированные журналы для посетителей на конфетти. Нельзя было сказать, что беспокоит старика больше — ноющий живот или эта орда Чингисхана. Секретарша за стойкой администратора пыталась отвечать двум пациентам сразу, плечом прижимая к уху телефонную трубку и одновременно печатая что-то на компьютере. Ее пальцы порхали по клавиатуре, как стайка вспугнутых воробьев. Ворчание, вздохи, хныканье и смешки служили звуковым сопровождением всей этой картины.

Ну вот я и дома.

— Я так понимаю, жаркий выдался денек.

Это было очевидно по ширине кругов под глазами Элги Браатц. Я мысленно предположил, какой будет ее следующая фраза, и загадал: десять секунд максимум.

— Хм… ну раз уж вы здесь, может быть, поможете мне?

Бинго!

— Хорошо, только надену халат, — ответил я.

И направился в раздевалку. До меня долетел вздох облегчения коллеги.

Через пару минут Элга Браатц присоединилась ко мне в комнате отдыха. Большим и указательным пальцами она машинально потирала переносицу под оправой очков. Я протянул ей картонный стаканчик с горячим кофе и поинтересовался:

— Кто из медсестер сегодня работает?

— Нола.

Это была наша вторая штатная медсестра. У Конни сегодня был выходной.

— Ну, так что мы имеем?

— Два поврежденных запястья, две лодыжки. Пациенты в рентгеновском кабинете. Рана волосистой части головы, пациент в первом боксе. Сознания не терял. Я сейчас им займусь. Но еще в приемной четверо детей с простудой. И у одного человека боли в желудке. Займетесь ими?

Я кивнул. Вернувшись в приемную, я просмотрел карточки больных и решил заняться ими в порядке их поступления. Сначала разобрался с повреждениями лодыжек (в обоих случаях оказались простые растяжения), потом запястий (одно растяжение и один перелом, потребовавший наложения гипса). Потом по-быстрому осмотрел детей — даже по их поведению было очевидно, что они отнюдь не при смерти, хотя их родители были очень встревожены, — и, выписав им лекарства, собрался перейти к старику. За все время работы в кабинете я постоянно прислушивался к происходящему в приемной — это давний рефлекс, — поэтому успел вовремя: старик уже собирался уходить. Я услышал из приемной какой-то шум и, выглянув туда, увидел, что он стоит у стойки секретарши и вежливо говорит ей, что, очевидно, зря беспокоился — у него все прошло. Хотя было видно, что и сейчас он еще немного бледен. Он добавил, что ему еще нужно успеть зайти в супермаркет, пока все магазины не закрылись из-за этих постоянных штормовых предупреждений. А дома он примет обезболивающую таблетку и, если что, вернется завтра.

Секретарша кивнула и уже хотела выбросить его карточку.

Но у меня внутри уже включился тревожный сигнал.

Если молодые люди и подростки явно нервничают из-за каких-нибудь пустяковых проблем со здоровьем, это объяснимо: у них частые стрессы, и они требуют к себе повышенного внимания. Если старики пытаются доказать вам, что в их недомогании нет ничего серьезного, это происходит из-за опасений услышать уже и без того им известное — что дело плохо.

Словом, я уговорил старика остаться и едва ли не силой потащил его в бокс.

Биохимический анализ крови: глюкоза, мочевина, креатинин, холестерин, АлАТ, АсАТ, общий билирубин, общий белок… Потом я сделал электрокардиограмму.

Пожилые люди иногда носят внутри себя настоящие бомбы замедленного действия, даже не подозревая об этом. Каждый пятый человек с ишемической болезнью сердца не знает, что он перенес микроинфаркт. Но в данном случае ЭКГ не показала ничего подозрительного. А проверить уровень кардиоэнзимов можно будет не раньше чем через полчаса. Не говоря уже о том, что поначалу их количество может не превышать нормы.

— Доктор, теперь я могу идти? — спросил старик.

Я пробормотал «нет», закрепляя датчики у него на груди. На сей раз диаграмма выглядела более неровной. Я тут же брызнул под язык пациенту «Изомак-спрей» из аэрозольного мини-баллончика. Три минуты спустя старик сказал, что боль утихла — это было видно и по диаграмме. Все оказалось так, как я и думал.