Книга Темная сторона души, страница 54 – Елена Михалкова

Маша улыбнулась.

– Берем стрелу… – послышался шорох и тихое сопение. – Аккуратно расщепляем ее на конце… – потрескивание. – И вставляем перышко. Одно! Не весь пучок.

– А потом обматываем ниткой? – догадалась Ира.

– Угу, обматываем. – Бабкин быстро проделал все необходимые манипуляции и продемонстрировал готовую стрелу. – Ну как, нравится?

– Классно!

– Прикольно!

– И что, она в самом деле полетит?

– Обижаете, Ирина Дмитриевна! – с обидой отозвался Бабкин. – Не полетит, а со свистом помчится в цель.

Он наконец повернулся к Маше, чтобы и та оценила его работу. А она только что расстегнула «молнию» и верхнюю пуговицу на шортах, и живот ее испытал такое облегчение, что лицо Маши озарилось лучезарной улыбкой, подобной той, в которой расплывается человек, освободившийся от острого камешка в ботинке. От ее улыбки и взгляда Сергей чуть не сломал стрелу, засмущался и взял очередное перо.

– Вторую делайте сами. – Он протянул перо Димке. – Только ножом я расщеплю…

Маша закрыла глаза и блаженно вздохнула. Пузу было хорошо.

Вечером объевшиеся блинами Димка и Костя уснули почти одновременно – Димка на кровати сестры, а Костя – на Димкиной. Подумав, их решили не будить, и Ирина отправилась спать в свою бывшую комнату.

– Завтра Вероника должна приехать, – вслух подумала Маша, зажигая свет в мансарде. Сергей стоял на лестнице и смотрел на нее. – Узнает про Лесника, расстроится… Кстати, блины у тебя получились очень вкусные. Научишь меня печь такие?

Бабкин продолжал стоять неподвижно. Маша шагнула к нему и сделала то, что давно хотелось, – провела рукой по коротким темным волосам.

Волосы были мягкие, и она удивилась – ей казалось, что на голове у него должны быть колючки, как у кактуса. Сергей перехватил ее руку, провел по своей щеке.

– «А если он на ночь бреется…» – вполголоса процитировала Маша Вишневского.

– «То, значит, на что-то надеется», – закончил Бабкин, не сводя с нее глаз и усмехнувшись.

Она стояла на верхней ступеньке и была почти вровень с ним – глаза в глаза. Сергей обнял ее, с силой прижал к себе, проводя рукой по нежной коже на шее. Поцеловал, ощущая, какие теплые у нее губы – почти горячие. Горячие и требовательные.

– Ты целоваться не умеешь, – прошептала Маша, оторвавшись от него и улыбаясь.

– А ты научи, – так же шепотом сказал он. – Можешь прямо сейчас начинать.

Он легко поднял ее, оторвал от пола и попытался донести до комнаты, но доски безбожно заскрипели, и Сергею пришлось ее отпустить. Они рассмеялись вполголоса, как дети, проказничающие втайне от взрослых, но проказничающие легко, несерьезно.

– Не получится романтики, – прошептал Бабкин, снова наклоняясь к ее губам.

Маша не ответила. Ей было наплевать на романтику.

Сергей проснулся как-то резко, рывком выдернув себя из сна, хотя ничего плохого ему не снилось. Маша спала рядом, и рыжие волосы, рассыпавшиеся по подушке, в полумраке казались темными. Он хотел погладить ее по волосам, но побоялся разбудить. И только наклонился, заглянул ей в лицо. Оно было спокойным и таким безмятежным, словно она проспала уже сто лет. Спали ее глаза, спали волосы, спали ресницы. В уголках губ спала улыбка – тихая, почти незаметная. Сергей в ответ улыбнулся чуть недоверчиво и осторожно вылез из теплой постели.

За окном была ночь, но чувствовалось, что она уже подходит к концу. Светлой полосой выделялась дорога, а над домом тетушки Дарьи бесшумно поворачивался черный силуэт человечка с подзорной трубой – флюгер, который когда-то вырезал сам Бабкин. Небо за ним чуть заметно светлело внизу, как будто и там, по краю неба и земли, тоже шла дорога.

Темный час закончился. Начиналось утро.

Сергей появился, когда Макар с Дарьей Олеговной уже позавтракали, и тетушка неодобрительно покосилась на племянника. Ишь, ходок. Довольный, как кот.

– «Я хотел быть высокой сосною… – басом напевал Бабкин, плескаясь под умывальником, хотя уже умывался сегодня один раз. – Чтоб бездельничать век напролет… по утрам не расчесывать хвою и не мыться, пока не польет. Та-ра-ра-ра! И не мыться, пока не польет». Уф, вода холодная!

Он вошел в комнату, уселся за стол и вопросительно посмотрел на Макара.

– Что делать будем, господин сыщик? – спросил. – Кстати, как спалось? По грядкам не бегал?

Макар зевнул, потянулся и сообщил:

– Сон мой был крепок и чист. С утра нас успели посетить оперативники. Судя по их вопросам, они не сдвинулись с места ни в какую сторону.

Бабкин помрачнел.

– Как и мы. – Налил себе чаю в чашку и задумчиво положил пять ложек сахара. Увидевшая это тетушка всплеснула руками:

– Куда такой сладкий? Вредно!

– Тебе вредно, а мне полезно. У меня напряженная умственная деятельность, ее нужно стимулировать сахаром.

– Сказала бы я, какая у тебя деятельность, да Макара стыжусь, – проворчала тетушка, пряча сахарницу в буфет. – А будешь много сладкого есть – растолстеешь, и ни одна рыжая девица на тебя не польстится.

– Ладно, – серьезно согласился Бабкин, – можешь одну ложку вынуть.

Тетушка обрадованно схватила чайную ложечку, обтерла ее об фартук и уже собиралась окунуть в кружку племянника, как до нее дошло, что над ней издеваются.

– Ах, засранец! – покачала она головой и сунула ложечку в карман. – Ну, погоди, и тебе…

Не договорив, она пошла к выходу.

– Стой, куда ложку потащила? – крикнул ей вслед Бабкин. – Что за клептоманские привычки?!

Но дверь за тетушкой уже захлопнулась.

Переведя взгляд на Илюшина, Сергей увидел, что тот сидит с напряженным лицом.

– Ты догадался, кто наш убийца? – с надеждой спросил Бабкин, обжигаясь горячим чаем.

Но Макар отрицательно покачал головой:

– Серега, что ты пел, когда вошел?

– Я? «Ивасей». Это такие барды крутые.

– Про «Ивасей» я и сам знаю, – отмахнулся Макар. – Слова напомни.

– Ну… – нахмурился Бабкин. – «Я хотел быть высокой сосною, чтобы время катилось рекой, чтобы ты, проходя подо мною, по коре проводила рукой».

Макар страдальчески закатил глаза.

– Серега, ты спой не то, что тебе твое примитивное и неглубоко скрытое Я подсказывает, а то, что ты пел при мне! Там слова были какие-то очень важные…

– А, самое начало… Короче, сначала про сосну, а потом – «по утрам не расчесывать хвою».