Онлайн книга «Поворот колеса»
Он обернулся. — Мириамель. Рад тебя видеть. — Ты рад, что пришел сюда, правда? — Думаю, да, — он медленно кивнул. — Это хорошее место для размышлений. Я слишком беспокоюсь о Воршеве — о ребенке и о том мире, в котором ему предстоит жить — чтобы уютно себя чувствовать в большинстве случаев. — И тебе не хватает Деорнота? Джошуа снова обратил взгляд к затянутому облаками небу. — Не хватает, да. Но, что еще важнее, я хочу, чтобы принесенная им жертва не оказалась бессмысленной. Если наша победа над Фенгбальдом что-то изменит, мне будет, легче смириться с его смертью. — Принц вздохнул: — Он был совсем молод в сравнении со мной — ему не было и тридцати. Мириамель долго в молчании смотрела на дядю, прежде чем заговорить. — Я хотела просить тебя об одном одолжении, дядя Джошуа. Он протянул руку, указывая на одну из полуразрушенных каменных скамеек. — Присядем. Пожалуйста, проси, чего хочешь. Она глубоко вздохнула. — Когда ты… когда мы войдем в Хейхолт, я должна буду поговорить с отцом. Джошуа наклонил голову и так высоко поднял брови, что его бледный лоб собрался в складки. — Что ты имеешь в виду, Мириамель? — Перед последней битвой придет время, когда ты будешь говорить с ним. Я хочу быть при этом. Джошуа помедлил. — Я не уверен, что это разумно… — И, — продолжала Мириамель, решив сказать все до конца. — Еще я хочу поговорить с ним наедине. — Наедине? — Принц смущенно покачал головой. — Мириамель, это невозможно. Если мы осадим Хейхолт, твой отец окажется в отчаянном положении. Я не смогу оставить тебя одну с ним — он сделает тебя своим заложником! — Это неважно, — упрямо сказала принцссса. — Я должна поговорить с ним, дядя Джошуа. Должна! Джошуа удержался от резкого ответа; когда ои заговорил, голос его звучал мягко. — Почему ты должна, Мирамель? — Я не могу сказать тебе. Но я должна. Это может что-то изменить — очень сильно изменить! — Тогда объясни мне, племянница. Потому что в противном случае я могу только отказать тебе. Найдя допустить, чтобы ты оставалась наедине со своим отцом. Слезы заблестели в тазах принцессы. Она сердито вытерла их. — Ты не понимаешь. Только я могу говорить с ним об этом. И я должна сделать это! Пожалуйста, Джошуа, пожалуйста! Мучительная усталость была на лице принца — печать многих тяжелых лет. — Я знаю, что это не пустой каприз, Мириамель. Но забота о жизнях сотен, может быть даже тысяч людей не давит на тебя, заставляя принимать определенные решения. Если ты не можешь рассказать мне о том, что считаешь таким важным — и, я думаю, веришь, что это действительно так — я конечно не смогу позволить тебе рисковать ради этого своей жизнью и, возможно, жизнями многих других людей. Она пристально посмотрела на него. Слезы высохли, их сменила холодная, бесстрастная маска. — Прощу тебя, измени решение, Джошуа, — она показала на каменную пирамиду над могилой Деорнота. Несколько травинок уже пробивались между камнями. — Вспомни своего друга и все то, что ты хотел бы сказать ему. Ои расстроенно тряхнул головой. На солнце было видно, что его волосы уже начинают редеть. — Во имя крови Эйдона, я не моху допустить этого, Мириамель. Ты можешь злиться, но ведь ты и сама понимаешь, что у меня нет другого выбора. — Его голос стад немного холоднее. — Когда твой отец, наконец, сдастся, я сделаю все возможное, чтобы ему никто не причинил вреда. Если это будет в моей власти, ты сможешь поговорить с ним. Это большее, что я могу обещать тебе. — Да, но тогда будет уже слишком поздно. — Она поднялась со скамьи и быстро пошла через сад. Джошуа проводил ее взглядом; потом, неподвижный, как каменная статуя, он наблюдал за воробьем, ненадолго приземлившимся на каменную пирамиду. Сделав несколько прыжков и весело чирикнув, птица улетела. Джошуа снова обратил взгляд к плывущим облакам. — Саймон! — Он обернемся. По сырой траве к нему спешил Сашфугоп. — Саймон, могу я поговорить с тобой? — тяжело дыша, арфист натал юношу. Он был растрепан, а наспех наброшенная одежда не допускала и мысли о едином цвете или стиле, что было крайне необычно; даже в полупоходных условиях Нового Гадринсетта Саймон никогда не видел музыканта таким неопрятным. — Конечно. — Не здесь. — Сангфугол испуганно огляделся, хотя вокруг никого не было видно. — Где-нибудь, где нас никто не услышит. Может быть, в твоей палатке? Саймон удивленно кивнул: — Если хочешь. Они пошли через палаточный город. Кое-кто из людей махал им или просто приветствовал. Сангфугол каждый раз вздрагивал, как будто все они таили в себе страшную опасность. Наконец они дошли до палатки Саймона и обнаружили Бинабика, который как раз собирался выйти. Натягивая подбитые мехом сапоги, тролль дружелюбно болтал о пропавшем роге — поиски продолжались уже три дня и все еще ни к чему не привели — и на разные другие темы. Арфисту явно хотелось, чтобы тролль поскорее ушел; Бинабик не мог не заметить этого. Он резко оборвал разговор и удалился, чтобы присоединиться к Джулой и носителям свитка. Как только он вышел, Сангфугол с облегчением вздохнул и, не обращая внимания на грязь, опустился на пол палатки. Саймон начинал беспокоиться. Что-то было не в порядке. — В чем дело? — спросил он. — Тебя что-то испугало? Арфист наклонился поближе, он говорил совсем тихо, почти шептал: — Бииабик говорит, что они все еще ищут этот рог. Он, кажется, очень нужен Джошуа. Саймон пожал плечами. — Никто не знает, будет ли от него какой-нибудь толк. Это нужно для Камариса. Мы надеемся, что нам удастся таким образом вернуть ему разум. — Бессмыслица, — арфист пожал плечами. — Как рог может сделать что-то подобное? — Не знаю, — нетерпеливо сказал Саймон. — Ты об этом так спешил со мной поговорить? — Представляю, как рассердится принц, когда найдут вора. — Он просто повесит его у Дома Расставаний, — раздраженно начал Саймон и осекся, увидев побелевшее лицо арфиста. — Что случилось, в конце концов? Милостивый Эйдон, Сангфугол, это ты, что ли, украл его? — Нет, нет! — визгливо вскрикнул арфист. — Это не я, клянусь! Саймон пристально смотрел на него. — Нет, — сказал наконец Сангфугол дрожащим голосом. — Но я знаю, где он. — Что?.. Где?! — Он у меня в палатке, — арфист произнес это ровным голосом мученика, приговоренного к смерти, который в последний раз обращается с мольбой к своим палачам. |