Книга Остров мертвых, страница 5 – Роджер Желязны

– Как всегда, лишь то, что сказал.

– Ты имеешь в виду, что я тебе больше не нужна?

– Боюсь, что так. Здесь вполне достаточно, чтобы ты выбросила из головы дурные мысли, — и передал ей второй конверт.

– Тогда почему? — продолжала настаивать она.

– Мне нужно уехать. Тебе нет смысла скучать здесь все это время.

– Я подожду.

– Мое отсутствие может быть долгим.

– Тогда я поеду с тобой.

– Даже если это опасно? Даже если тебе, быть может, придется погибнуть вместе со мной?

Я надеялся, что она скажет «да». Но все-таки, мне кажется, я немного разбираюсь в людях. Поэтому я позаботился заранее о рекомендации.

– В наше время такое случается, — пояснил я. Иногда даже мне приходится идти на определенный риск.

– Ты дашь мне рекомендацию?

– Вот она.

Лиза немного отпила из своего стакана.

– Хорошо, — согласилась она.

Я передал ей конверт.

– Ты презираешь меня? — спросила она.

– Нет.

– Почему?

– А с чего мне вдруг тебя презирать?

– Потому что я слабая и боюсь за свою жизнь.

– Ну и что, я тоже боюсь, хотя и не показываю этого.

– Поэтому я принимаю отставку.

– Поэтому я все и приготовил.

– Ты думаешь, что все знаешь, да?

– Нет.

– А что мы делаем сегодня вечером? — поинтересовалась она, допивая свой виски.

– Я же сказал, что мне известно далеко не все.

– Ну ладно, я сама знаю. Мне с тобой было хорошо.

– Спасибо.

– Я не хотела бы расставаться.

– Но я тебя напугал?

– Да.

– Очень?

– Очень.

Я допил коньяк и сделал последнюю глубокую затяжку, любуясь Флоридой и своей второй белой луной, носившей название Биллиардный Шар.

– Сегодня ночью, — пообещала она, беря меня за руку, — ты забудешь о презрении.

Не распечатывая конвертов, она принялась за второй стакан, так же как и я любуясь обеими лунами.

– Когда ты улетаешь?

– Завтра, едва забрезжит утро.

– Мой Бог! Да ты стал поэтом?

– Я всегда остаюсь тем, кто я есть.

– Вот я и говорю.

– Не знаю, не знаю… Но мне было приятно провести с тобой время.

Она допила второй стакан и отставила его в сторону.

– Становится прохладно.

– Да.

– Пойдем, согреемся.

– Я не против.

Я отложил сигару, мы поднялись, и она поцеловала меня. Я обвил рукой ее голубую искрящуюся талию. Мы прошли под аркой и направились к дому, который завтра утром мне предстояло покинуть.

Здесь мы прервемся и поставим, как водится, три звездочки.

Можно было бы предположить, что состояние, которое я приобрел на своем пути к настоящему, и сделало меня тем, кем я теперь являюсь — в некотором роде параноиком. Ну, нет.

Это было бы слишком просто.

Хотя, таким образом я легко сумел бы объяснить те приступы малодушия, что одолевали меня всякий раз, когда я покидал Вольную. С другой стороны, поскольку действительно существуют люди, жаждущие моей крови, можно сделать вывод, что это вовсе не паранойя. Кстати, именно поэтому мне и пришлось здесь, на планете Сандау устроить все так, чтобы я смог противостоять попыткам любых людей или правительств добраться до меня. А если кому-нибудь уж очень захочется меня прикончить, то это влетит ему в копеечку, так как придется разрушить целую планету. Но даже на этот случай у меня приготовлено кое-что интересное, правда, пока не было возможности проверить все в полевых условиях.

Нет, настоящая причина моего беспокойства не в мании преследования, а в обычном страхе перед небытием, присущем всем людям, но в моем случае — усиленном во много раз. Хотя однажды я и приподнял завесу смерти… Но лучше оставим это.

Сейчас во всей обитаемой вселенной лишь я и, может быть, несколько секвой остались живыми свидетелями двадцатого века, дожившими до нынешнего тридцать второго. Не обладая бесстрастной пассивностью этих представителей растительного царства, я на собственной опыте убедился, чем дольше ты живешь, тем сильнее убеждаешься в бренности жизни. Следовательно, стремление выжить — занятие, которое, как я когда-то считал, руководствуясь теорией Дарвина, свойственно лишь низшим классам флоры и фауны — становится твоей основной заботой. А джунгли теперь куда опасней, чем во времена моей молодости.

Еще бы, у нас почти полторы тысячи обитаемых миров, и на каждом есть исконно свои методы убийства, которые так легко перенимаются и распространяются по всей галактике в наш век, когда путешествие между мирами практически не требует времени. Добавьте к этому семнадцать других разумных рас, четыре из которых, как мне кажется, превосходят людей в умственном отношении, а остальные такие же как мы дураки, и у каждой — свои способы лишить человека жизни. Не забудьте и о мириадах обслуживающих нас машин, ставших такими же привычными, как некогда автомобиль, и не менее опасных; о новых болезнях, о новых видах оружия, новых ядах, новых опасных животных, новых объектах зависти и ненависти, о новых пагубных привычках. А сколько во вселенной мест, где можно в два счета расстаться со своей шкурой? За свою жизнь я повидал их немало, и это научило меня кое-чему. Благодаря моим несколько необычным занятиям, я думаю, найдется всего двадцать шесть человек во всей галактике, знающих об этом больше меня.

Поэтому мне страшно, хотя никто и не стреляет в меня сейчас, как стреляли тогда, за две недели до моего приезда в Японию для лечения и отдыха, когда я впервые увидел Токийский Залив.

Когда же это было? Да, двенадцать столетий тому назад. Недолгий срок. Всего лишь жизнь.