Книга Роуэн и бродники, страница 15 – Эмили Родда

— Еще не остыли, — сказал он. — Значит, они не так давно снялись с места.

— Зачем? — воскликнул Роуэн. — Втихаря, ни с кем не попрощавшись!

Аллун ответил, едва разжимая губы:

— Видно, рассердились: думали, что в деревне живут их друзья, а им запретили в нее входить.

Роуэн посмотрел на его лицо. Сейчас, с взъерошенными волосами и черными глазами, которые хранили какую-то тайну, Аллун был гораздо больше похож на бродника, чем на человека из деревни Рин.

— А может, — ровным голосом продолжил Аллун, — они смылись потому, что сделали то, зачем пришли. Может, старуха Ланн и права.

У Роуэна перехватило дыхание.

— Надо возвращаться в деревню, — решил Аллун и пошел вниз.

— Аллун! — позвал его Роуэн. — Что же нам делать?

— Пойдем сначала посмотрим, как там наши матери — моя и твоя, — сказал Аллун, ускоряя шаг. — Возьмем хлеба и воды, а потом отправимся искать бродников и докопаемся, в чем тут дело, пока еще не поздно. Если зибаки идут…

— Но, Аллун, — задыхаясь и стараясь не отставать, ответил Роуэн, — как же?.. Почему?..

Аллун бросил на мальчика быстрый взгляд и, смягчившись, сказал:

— Не спрашивай, Роуэн. Побереги лучше силы. Нам надо торопиться.

* * *

Когда они вернулись в деревню, там было еще тихо. Колокол больше не звонил. Роуэн облегченно вздохнул, потому что с площади раздавались негромкие голоса. Значит, люди просыпались и шли туда. И они не кричали в страхе и ужасе. Нет, они спокойно переговаривались между собой.

— Все в порядке, — возбужденно сказал он Аллуну. — Там люди. Может, Аннад уже проснулась, и Марли, и все остальные.

Но Аллун смотрел печально.

— Подожди радоваться, — сказал он.

Они завернули за угол и вышли на площадь. Тимон все еще стоял рядом с колоколом. Около него было с десяток человек. Из переулков выходили новые люди. С окраин не торопясь приближались другие.

Роуэн был потрясен, когда их увидел. Радостное возбуждение, охватившее его на минуту, сразу пропало. Совсем неправильный это был сход. А он-то возликовал, когда не услышал криков паники. Но ведь привычного гула толпы тоже не было!

И шуму было всегда больше, и жизни. Сейчас бы здесь должны были носиться дети, взбудораженные оттого, что проснулись в неурочный час. Взрослые ходили бы туда-сюда, гадали, зачем это понадобилось будить их ни свет ни заря.

Но ничего этого не было. Дети вообще не пришли на сход. А те взрослые, что появились, бродили словно в тумане. Лица у всех были пустые, а голоса — тихие. Некоторые даже ничего не набросили поверх ночных рубашек, пришли на площадь прямо босиком и стояли, дрожа от холода, лохматые, как привидения.

То ли они проснулись, то ли нет — было не понять. Казалось, их подняли среди ночи и они вот-вот снова погрузятся в сон. Роуэн увидел, как горшечник Нил прерывисто вздохнул и медленно опустился на землю. На булыжнике, которым была вымощена площадь, вряд ли было уютно спать, но горшечник свернулся калачиком, точно на мягкой перине, и закрыл глаза.

Роуэн зажал рукой рот, чтобы не закричать от ужаса.

В три прыжка Аллун подлетел к Тимону и схватил его за руку. Учитель медленно обернулся, и испуганный Роуэн увидел, что его лицо тоже стало бледным и пустым.

Аллун тряс его за руку:

— Тимон! — звал он. — Тимон, проснись! Давай звони в колокол!

Он сам схватил веревку и несколько раз сильно дернул за нее. Громовые звуки колокола понеслись над площадью. Люди поворачивались, сонно хлопали глазами и тут же отводили взгляд.

— Тимон! — кричал Аллун. — Тимон!

На какой-то миг лицо Тимона ожило. Он облизал сухие губы.

— Тяжело, Аллун, — еле слышно сказал он. — Ах, как тяжело… Не могу больше… А все…

И голова его упала на грудь.

Аллун стремительно повернулся к Роуэну.

— Иди со мной, — сказал он.

Они быстро пошли мимо людей, которые, точно в одури, бродили по площади. Никто не смотрел ни на Аллуна, ни на Роуэна. Все только клонились в сторону, как трава на ветру, и вяло пропускали их.

Дверь пекарни была закрыта. Аллун рывком распахнул ее и через темную холодную кухню прошел в дом.

— Мама! — громко позвал он. Ответа не было. — Мама! — повторил Аллун. — Ты где?

В ответ не раздалось ни звука.

Роуэн беспомощно смотрел, как Аллун бегает из комнаты в комнату, кричит, хлопает дверями. Он увидел, что задняя дверь не заперта, толкнул ее и попал в крошечный ухоженный садик, из которого несся волшебный аромат. А там…

— Аллун! — выдохнул он.

В старом деревянном кресле, которое стояло на траве, откинувшись назад, сидела Сара, сжимая в висевшей, как плеть, руке перевернутую чашку.

Аллун склонился над ней и трясущимися руками начал ее ощупывать.

— Она сидела здесь с чашкой, когда ты вечером прибежал за мной. Должно быть, ее сморило после того, как я ушел. С тех пор она здесь. Столько времени в темноте и на холоде! Вон как все на ней намокло от росы. — Он закрыл лицо руками и простонал: — Что за напасть такая? Скажи мне, Роуэн, ну что же это за напасть? Как могли бродники это сделать? И с кем — с Сарой, которая их так любила!

Ведь еще вчера она вместе с Огденом смеялась у костра! А теперь — вот…

Он сгреб в охапку обмякшее тело матери и понес его в дом.

— Иди на кухню, возьми там хлеба и воды, — велел он. — Да шевелись, Роуэн, шевелись! Надо поскорее дойти до Джона и всех остальных, а потом отправиться вслед за бродниками. Надо успеть, пока нас тоже не сморило, тогда уж во всем Рине больше никого не останется. Солнце встает. А враг…

Но Роуэн уже был на кухне. Он положил в сумку побольше хлеба и из большой бочки, что стояла у входа, налил во флягу воды. Аллун тем временем укрыл мать одеялом и что-то снимал с ее шеи.

— Аллун, скорей! — поторопил его Роуэн.

Тот разогнулся, сунул руку поглубже в карман и кивнул. Испуганный Роуэн увидел, что и его лицо побелело, а в глазах застыла пустота.

— Аллун! — в страхе крикнул он. — Ты тоже…

Аллун кивнул и слабо сказал:

— Я тоже… Тяжело. Ах, тяжело… Мне…

Роуэн дернул его за рукав:

— Пошли! Пошли скорей в сад! Не стой. Наверное, когда двигаешься, эта одурь не пристает. Пошли!

Он вывел Аллуна на улицу и крепко взял его за руку.

— Бежим! — прошептал он. — Бежим, Аллун!

И они побежали. Роуэн слышал тяжелое дыхание Аллуна. На всех улицах прямо на голых камнях спали люди. Рассвело, и теперь Роуэн ясно видел, какая стряслась беда.