Книга Сжигая за собой мосты, страница 27 – Татьяна Полякова

– Можешь мне поверить, она о нем рассказывала и перед Пасхой всегда вместе с твоим отцом ездила к Ивану Николаевичу на кладбище, пока его тридцать лет назад не превратили в парк. Как тебе такая идея?

– Превращения кладбища в парк? Идиотская. Вы имеете в виду кладбище у Красных Ворот?

– Конечно.

– Отец мне о нем рассказывал, и о могиле предка тоже, даже место приблизительное показал. Так что необходимым запасом знаний он располагал. Может, его заинтересовали военные подвиги отца?

– Его интересовал не он сам, а тайна матери.

– Вот как. Надо бы пояснить, потому что я ничего не поняла.

Марго посмотрела на меня с сомнением и вздохнула.

– Вот я сейчас начну рассказывать, а ты решишь, что я выдумываю.

– Даже если так, разговор у нас получается увлекательный.

Марго махнула рукой.

– Никогда не понимала, шутишь ты или говоришь серьезно. Когда твой отец заговорил об этом, у меня возникла мысль, что он считает Ивана Николаевича не родным отцом.

– Ничего себе, – на всякий случай поразилась я.

– Только не надо намеков, – выставив руки вперед, точно защищаясь от меня, сказала старушка. – Он очень въедливо выспрашивал, как мы познакомились с твоей бабкой и что я, собственно, знала о ее жизни до нашего знакомства с ней.

– Так-так, и что вы знали?

– Да ничего. То есть я знала, у нее был муж-инвалид, маленький ребенок… Позднее, когда мы стали близкими подругами, к этим сведениям кое-что прибавилось, но, в сущности, я как ничего не знала о ее жизни до встречи со мной, так и не знаю.

– Отец, видно, тоже не знал.

– Что-то знал. Возможно, она все-таки ему рассказала.

– О чем? – не поняла я, теряя нить разговора.

– До чего ж ты несообразительна, – укорила Марго. – С чего-то ведь эта мысль пришла ему в голову?

– Главное, что она в вашу голову пришла.

– Неудивительно. Он был весьма настойчив, и я тогда подумала: должна быть причина его интереса, и в ту же ночь вспомнила сплетни соседей. Мне ведь намекали, и не раз, что ребенка она прижила от кого-то другого, то есть инвалид взял ее уже в положении, дал ребенку свою фамилию.

– И вскорости скончался, – подсказала я.

– Ты тоже поняла? – обрадовалась Марго, я вытаращила глаза, а она торопливо продолжила: – Инвалид был нужен для того, чтоб прикрыть грех.

– Вот как?

– Конечно. Тогда всем этим глупостям еще придавали значение. Опять же, пенсия и все такое… Думаю, у них было нечто вроде договора, она за ним ухаживает, а он усыновляет ее ребенка. То, что он в ней души не чаял, само собой. Я же сказала, она была красавицей. Но ребенок… Мужики тогда были на вес золота, в общем, это был счастливый брак.

– Но недолгий.

– Разумеется. Думаю, она на это и рассчитывала. Не смотри так, я не осуждаю твою бабку, времена были еще те… Опять же, все честно, инвалид умер у нее на руках в полном блаженстве, ну, или был близок к нему.

– При этом успел оказать бабке неоценимую услугу: стал отцом ее ребенка. Кроме слухов, эта теория под собой что-нибудь имеет?

– Я могу говорить только о слухах, но твой отец… у него что-то было. Я думала, думала и сообразила: наверняка он нашел свидетельство о браке, бабка всегда все хранила, у нее было прямо-таки немецкое пристрастие к порядку. Нашел и сравнил дату регистрации брака своих родителей и дату собственного рождения.

– Ну и что? – усмехнулась я. – Это еще не повод подозревать, будто инвалид к его рождению непричастен. Множество людей вступают в брак именно по причине скорого появления на свет наследника. Я сама родилась через шесть месяцев после свадьбы родителей.

– Допустим. Но злые языки болтали, что у него не было не только ног…

– Грустно, – кивнула я. – Зачем бабка пошла за него тогда?

– Господи, так в этом же все и дело! – всплеснула руками Марго. – Это было соглашение.

– Хорошо, я не спорю, было так было. И мой отец, встретив свое шестидесятилетие, всерьез озаботился, кто его настоящий родитель? Конечно, если тот из долгожителей, встреча могла состояться…

– Его интересовала твоя бабка, отец, конечно, тоже, но…

– Я не могу взять в толк, с какой стати?

– Я тоже не могла, пока не начала вспоминать. И вот тогда мне стало совершенно ясно: у нее была тайна, и твой отец хотел ее разгадать.

– Тайна появления на свет ребенка? То есть папа решил, что его родитель кто-то из великих людей? Что ж, недурно. Я не против иметь в предках выдающегося человека.

– Выдающийся он или нет, но точно – скотина, – огорошила меня Марго. – Приличные люди беременных баб не бросают, особенно когда кругом война и жрать нечего.

– А если он был на фронте? Какой-нибудь полководец?

– Чепуха, – отмахнулась старушка. – Хотя кто его знает. Она поспешила выйти замуж, значит, он ее бросил. Я даже знаешь что подумала: она пряталась. Ага. И фамилию поспешила сменить, чтоб этот полководец ее не нашел.

– Это вы с папой придумали или уже без него?

– Зря ухмыляешься. С твоим отцом мы ничего не придумывали, просто всякий раз, заводя разговор на эту тему, он интересовался одним: что я знаю о твоей бабке, о ее жизни во время войны и до войны. Все, что она мне рассказывала. Беда в том, что она не рассказывала практически ничего и всячески избегала вопросов. И когда я стала размышлять об этом, в общем, кое-что показалось мне заслуживающим внимания. Жаль, что с твоим отцом нам поговорить больше не удалось.

– Ничего, теперь у вас есть я.

Старушка посмотрела на меня с сомнением.

– Тебе это интересно?

– Еще как. Вы сумели меня заинтриговать.

– Тогда слушай. Твоя бабка говорила, что родилась в деревне и прожила там до самой войны. Когда война началась, мать отправила ее к родственникам в Воронеж. Когда твоя бабка туда добралась, выяснилось, что те куда-то уехали, она устроилась у добрых людей, но тут другая напасть: немцы подошли к городу, там начался ад кромешный, город сдали, но твоя бабка успела его покинуть. Как она говорила, в рубашке родилась. Ее родители оказались в зоне оккупации, идти ей было некуда, она фактически бродяжничала, пока не очутилась в нашем городе.