Книга Угол падения, страница 88 – Наталья Андреева

— Дай сюда. — Она рванула к себе таблетки. — Захочешь настучать, можешь не дергаться, у меня есть рецепт.

— Ну да, и письменное разрешение родителей. Не сомневаюсь, что уж бумагами ты запаслась.

Нора открыла пузырек дрожащими от нетерпения руками.

— А запить, Елена Сергеевна?

— Сок в тумбочке.

— Отлично! Кусаться больше не будем?

— Иди ты…

— Ругаешься ты как-то без выдумки. Неужели это ты Пашу отправила в тот полет?

— Делать мне нечего. Я раньше тебя спать ушла.

— И спокойно легла и уснула?

— Докажи, что не так.

— Я-то докажу. Не одна же ты по ночам в поисках возлюбленного гуляешь, сильфида ты моя неугомонная. Я даже догадываюсь, кто составил тебе компанию.

— Что, все утро в пепельницах копался или в помойном ведре?

— Ну, твоя работа куда грязнее моей. Не сразу же ты вылезла в дорогие шлюхи, была наверняка и дешевкой. Ты Пашу чем шантажировала? Угрожала рассказать о ваших с ним постельных упражнениях или на видео снимала? Это сейчас самый распространенный вид шантажа.

Таблетка подействовала. Нора начала успокаиваться.

— Ничего я не собираюсь тебе докладывать, Леонидов.

— Я и без тебя знаю, что у Павла Сергеева была связь с Калачевой… И прошлой ночью вы друг друга попеременно пасли. Не могла ты спокойно уснуть, пока соперница караулила свою до чертиков напившуюся собственность.

— Сволочь.

— Язык у тебя без костей. Может, подумаешь и будешь отвечать на конкретные вопросы? Когда Калачев увел свою жену, ты спать пошла?

— Да.

— А потом решила проверить на всякий случай? Вернулась и увидела ее с Павлом Петровичем?

— Да.

— Знаешь, Елена Сергеевна, моя жена уже в пятом классе учит детей отвечать на вопросы развернутыми предложениями. Постарайся вспомнить детство. Кто еще в это время бодрствовал?

— Не помню. Эльза с Лизой, кажется, еще сидели, — зевнув, сказала Нора, — Манцев, Маринка со своим мальчиком. Этот смазливый плейбой тоже крутился возле какой-то юбки. И Пашка со стервой Катькой обжимался.

— Ты что, скандал устроила?

— Ха! Стану я зря эмоции расходовать. Просто вывела Катьку в боковую комнату поговорить.

— Поговорили?

— Она плохо соображала, мычала как корова. Катька вообще много пьет, когда мужа нет поблизости. Я пробовала ее трясти, но что толку объясняться с невменяемой?

— И долго ты с ней общалась?

— Я сразу поняла, что у них уже ничего не получится в эту ночь, позвала мужиков, и мы ее отвели обратно к мужу.

— И ты спокойно удалилась спать?

— Ну хорошо. Еще мы. с Катькой выпили на брудершафт, и я бросила в ее стакан свою таблетку, чтобы скорее отрубилась. Устраивает?

— Ты что, ненормальная? А если бы ей стало плохо?

— Как видишь, не сдохла. Ненаказуемо.

— Больше никому свое зелье не бросала?

— А что?

— У меня осталось бы гораздо меньше подозреваемых. Неужели Калачева выпила, да еще на брудершафт?

— Ты знаешь, что пьяные склонны мириться с заклятыми врагами. Кайф у них такой особый. Ну а теперь, если закончил свои расспросы, уходи, я посплю.

— Скоро машина приедет и катафалк. Ты в город поедешь?

— Поеду. Должен же кто-то сообщить его родителям. Да и не совсем я ему чужая, надо подумать о похоронах. Отпустишь, следователь?

— Убирайся. Думаю, что неделю здесь никто и не выдержит, все разбежимся. Пропали серебряковские денежки.

— А ты за нее не переживай. И если хочешь знать мое мнение, то это Иванов Пашу кокнул.

— Все это утверждают, но никто не видел. Ты-то с чего на управляющего хочешь наехать?

— Не твое дело. Но против него я все, что угодно, покажу.

— Ты злишься, что фирма из рук уплыла? Да, знатная была кормушка.

— А почему была?

— Просто, похоже, смерть Павла Петровича свела твои дивиденды к нулю.

— Это только ты так считаешь. Но я в тираж еще не вышла. Я еще им всем покажу! Мое время только начинается, запомни это, мент.

Леонидов счел нужным запомнить на всякий случай этот факт. Нора уже засыпала: норовила упасть то на подушку, то в его объятия. Он понял, что больше ничего от Норы не услышит, и вышел из комнаты.

Когда Алексей выходил из одиннадцатой комнаты, неожиданно приоткрылась дверь в соседнем двенадцатом. Испуганная мадам Калачева высунула в проем двери голову. Леонидов хотел было пройти мимо, но женщина выскочила и вцепилась в его рукав:

— Я знаю, эта шлюха грязью меня поливала, такого про меня наговорила! Поверили, да? Нашли кого слушать, да она готова упечь меня на всю оставшуюся жизнь.

— Послушайте, Екатерина Леонидовна, не надо так кричать. Храните свои тайны, тем более что муж где-то поблизости.

— Илья пошел записываться в бассейн вместе с до-"черью. Зайдите, прошу вас.

— А разве Ирина Сергеевна не там? — Леонидов кивнул в сторону комнаты.

— Была, но только что ушла.

Алексей понял, что она не отстанет, придется ее выслушать. Ох, не любил он откровений подобных дамочек, был уверен, что Калачева в собственное оправдание будет поливать всех остальных грязью.

В люксе царил полный бардак. Екатерина Леонидовна не привыкла обходиться без домработницы. Вещи валялись где попало. Недопитые стаканы сока и пустые пакеты соседствовали с разбросанной повсюду дорогой косметикой и детскими игрушками, женский бюстгальтер висел рядом с детскими брюками, мужские несвежие носки валялись прямо посреди потертого ковра. Леонидов вздохнул и очистил себе кусочек стула, заметив при этом кружевные женские трусы на его спинке. Калачеву неубранное белье не смущало, видимо, в ее глазах Леонидов числился по классу обслуги, которой хозяева не стесняются. Алексея опять замутило от вчерашнего перебора спиртного, а больше от предстоящего разговора. Он не ошибся: на своей территории Екатерина Леонидовна обрела уверенность и барские манеры.

— Вы не должны выслушивать мнение таких' женщин, как эта… — Калачева выразительно кивнула на стену соседнего номера. — Они подлежат уголовной ответственности за-проституцию и не могут влиять на позицию органов, ведущих следствие.

— А что, порядочную женщину от проститутки отделяет только штамп в паспорте? Насколько я знаю, Елена Сергеевна сожительствовала только с одним человеком, чего о вас, простите, сказать нельзя.

— Как вы смеете! Кто я и кто она? Категорически заявляю: все, сказанное этой шлюхой, — ложь, грязная и отвратительная ложь!