Книга Истина в вине, страница 67 – Наталья Андреева

— Времени у нас полно, — вздохнул он. — Так что рассказывай. Мне хорошо думается под твою пустую болтовню.

— Но эти вина надо было сначала доставить на побережье, а потом уже морем в Англию. Путь неблизкий, и португальское сухое вино его не выдерживало. Оно портилось. Вот в него и стали добавлять бренди. А назвали новый напиток порту. У нас называют портвейном, но это совсем не то. В Англии к портвейну было особое отношение. Родители покупали бутылку при рождении ребенка, чтобы открыть ее в день совершеннолетия, через 21 год, — щебетала девушка. — У процесса его производства имеются особенности: собранный виноград помещают в огромные емкости, сделанные из камня или гранита. Его давят босыми ногами и по сию пору. Человеческие ноги — это лучший пресс, между прочим. Они способны раздавить кожицу, но горькие зернышки остаются целыми. Лучшее вино — конкретного года сбора урожая. Видишь надпись? «Vintage Port». Ого! Вот это я выцепила! Глаз-алмаз! 1878! Это же раритет! У Дмитрия Александровича здесь целое богатство!

— Да, вижу,!— рассеянно откликнулся он, занятый своими мыслями.

Раритет раритетом, но как отсюда выбраться? Поискать инструмент? Топор или молоток? Отвертку? Он стал оглядываться.

— Такое вино производят всего три-четыре раза за десятилетие, — с уважением сказала Ника. — Когда урожай достаточно большой. Два года выдерживают в бочках, потом разливают по бутылкам. В них оно за десять-двадцать лет теряет жесткость и приобретает изысканный сладкий фруктовый вкус и неповторимый аромат. 1878! Ты подумай! Интересно, каково оно на вкус?

— Возьми да попробуй.

— Ты что!!! Ты знаешь, сколько это стоит?!!

— Не дороже, чем твоя разбитая коленка.

— Это вино перед дегустацией надо декантировать несколько часов, — с сомнением сказала Ника.

— Что делать?

— Открыть за несколько часов до того, как подавать к столу, балда! Дать ему возможность пообщаться с кислородом, чтобы раскрылись его лучшие качества.

— Времени у нас много, — тяжело вздохнул он. — Так и быть: декантируй. Воронов не обеднеет.

— С ума сошел! А если оно не успеет раскрыться? Если мы раньше отсюда выйдем?

— Ты предлагаешь мне ради того, чтобы оценить вкус порту, торчат здесь до завтрашнего дня? — съязвил он.

— Оно того стоит, — пожала плечиками Ника.

— По истории тебе — пять баллов. По всем остальным предметам двойка. Ты не понимаешь, что происходит! Дай сюда! — Он отобрал бутылку и засунул ее обратно в шкаф.

— Осторожнее! Что ты ее так трясешь! Ей же больше ста лет!

— Да потому что это всего лишь вино! А там, наверху, бойня! Люди гибнут. Если, конечно, Воронов не образумился. И Сивко не спятил. А твоего отца… — Он осекся.

— Что ты сказал? Что с папой? — насторожилась Ника.

— Среди охранников замка есть люди?

— Они все — люди.

— Я не имею в виду профессиональных убийц. У Зигмунда были с кем-нибудь дружеские отношения?

— Папа добрый. Он ни с кем не ссорился.

— Я не имею в виду ссору, — с досадой сказал он. — Я имею в виду дружбу. Чтобы его приняли в качестве парламентера. Переговорщика. Может, он дружил с деревенскими?

— Я-то откуда знаю! Может, и дружил.

— Не может же ситуация быть такой безнадежной!

Он взлетел по ступенькам и плечом надавил на дверь. Бесполезно. Он еще в первый раз заметил, что дверь надежная. На совесть делали. Со злостью пнул ее ногой.

— Давай, я тебе помогу, — сказала снизу Ника.

— Обойдусь, — он спустился вниз. — Помощница! Вес бараний, мозги куриные. Толку-то от тебя? — Он все еще на нее злился. Кто виноват, что они очутились в таком положении? Ника! — Топора здесь, разумеется, нет.

— Только штопор.

— Штопор? А ну, дай!

Он выхватил у нее штопор и вновь поднялся к железной двери. Может, удастся что-нибудь сделать с замком? Но штопор был слишком уж толстый, в замочную скважину не лез. Но попыток он не оставлял. Надо же что-нибудь делать! Не сидеть же сложа руки?

— Может, здесь есть другой выход? — крикнул он. — Ты не в курсе?

— Вряд ли. Зато мы можем открыть бутылку.

— Да уж, это плюс. Сидеть здесь и пить.

— Все не так скучно.

Он вновь спустился вниз. Сказал со вздохом:

— Незабываемое порту, неповторимое бордо. И незабываемые выходные. Дмитрий Александрович, я снимаю перед вами шляпу! Вы гений, а я лох! Ника, открывай бутылку! Нам надо выпить!

— Только не порту. Я бордо открою, его здесь полно.

— Что угодно. А лучше бы водки.

— Водки нет. Есть коньяк.

— Давай.

Она встала и пошла вдоль ряда винных шкафов.

— Жаль, закуски нет, — прокомментировал он. — Сопьемся мы здесь с тобой. Надо успокоиться, Миша. Ты в винном погребе, в компании красивой девушки. Об этом можно только мечтать. Сейчас мы выпьем и займемся любовью.

— Еще чего! — фыркнула Ника.

— Неужто ты мне откажешь? После того что между нами было?

— Ты обманщик!

— Спорим, часа через два тебе будет на это наплевать? Ты посмотри на эти запасы спиртного!

— Я не буду пить.

— Будешь. От скуки. Все в мире глупости делаются от скуки. Людьми, которым больше нечем заняться. От скуки влюбляются, от скуки разводятся, от скуки ложатся в постель с малознакомыми мужчинами.

— И не мечтай!

— Уж и помечтать нельзя, — надулся он. — Что ты там копаешься? Тащи скорее выпивку! Я начинаю скучать, сейчас буду делать глупости.

— Я выбираю. Ах, сколько здесь всего! Вот это возьму!

Она вернулась к столу с двумя бутылками: вино и коньяк.

— Где-то здесь были бокалы, — сказал он, поднимаясь.

Бокалы нашлись. Ника ловко открыла бутылки. Разлили вино и коньяк, он поднял свой бокал:

— Ну, за скорое освобождение!

Они чокнулись, Ника пригубила вино, а он сделал основательный глоток из своего бокала, где затаил до поры до времени все свои немалые градусы ароматный коньяк, после чего сказал с чувством:

— Дмитрий Александрович — гуманный человек. Мог бы и свет выключить, чтобы нам было страшно. А мог бы и пристрелить. Чтобы долго не мучились.

— Дурацкие шутки! — вздрогнула Ника.

— Это не шутки, — серьезно сказал он. — Мы же свидетели. — И зловеще: — Мы слишком много знаем. Нас надо прикончить. Я все понял: он хочет уморить нас голодом. Мы будем пить, пить, пить… Потому что есть нечего. И в конце концов умрем. От отравления алкоголем.

Перестань!