Онлайн книга «Младший сын»
|
– А еще нигде им отпору не дали! Что хотят, то и творят! К вечеру туман просел, стало подмораживать. Остановились за пустой деревней. Нашли сарай с сеном, туда и забились всею дружиной. Лошадей, стреножив, загнали в ложок, выставили сторожу. Двоих послали обшарить деревню, есть ли какой жив человек. Уставшие, в мокрой сряде мужики жались друг к другу, как куры: – Што мы, робята, ей-ей, словно убеглые отколь! – Будешь тут убеглым! Снаружи как-то примолкло и осветлело, мягко, чуть слышно шуршало. – Снег, что ли, пошел? – Крупа какая-то! – Кто у коней? – спросил боярин. – Щерба с Петюхой! Вновь все замолкли, посапывая. Боярин начал выбираться наружу. Созвал двоих, и те, ежась, полезли за ним. Все прочие молча обрадовались, что не им сейчас в ночную стыдь. Боярин вышел, в двери сарая пахнуло холодом и промаячил белый прямоугольник прикрытой снегом земли. Трое, взнуздав коней, ускакали в дозор. – Не погинут наши-то мужики? – Евсеич, бат, не дурак, выведет! – успокоили из угла. Опять надолго замолкли. – Порушили нам нехристи всюю землю. – Свой привел! – А тут и в дому, коли старшого не заслушают, и все пойдет врозь! Так и в земле. – Мне батька сказывал, бесермены когда сидели по городам, дак на улицах хватали кого попадя… – Чего батька твой! Я сам видел! – хрипло отмолвил пожилой ратник. – Детей уводили, да и нищих, кто по дворам сбират, всех угоняли тоже. – Разорят сами, а после не моги и хлеба просить! – А много наших в Орды! Русского полону невестимо сколь! – А все ж бесермены, те всех хуже! Татары у себя ничего, добры… – Бесермены лютовали хуже татар, верно! – вновь подал голос пожилой. – Жидовин у нас сидел, живодер сущий! Тогда еще, при Ляксандре… – А татары их и наставили в те поры! – Мы и сами хороши. Вот я скажу, в Ярославле дело было, – зарассказывал пожилой ратник. – Зосима был, монах… Он в бесерменскую веру перешел. Ну, ты, хоть и веру сменил, а своих-то пожалей! Ан нет, он вопьетце – доколь всей крови не выпьет, не слезет. Кого и татарин не ободрал, и бесермен пожалел, а он – никаких! С иконами вот! Чего надумал: иконы колоть топором! Колет и смеется, собака: «Я теперь иного бога, мне ничо не будет. А вы – вошь, вас теперя, соленых, и в торгу не берут»… Да! – Иконы топором! Монах был? – Монах! И все он делал: и пил, ёрничал, и бабы енти, понимашь… – Ну, до баб кто не лаком! – Мне сейчас, мужики, и бабу не нать. На полати бы только затенутьце да щей добрых, горячих. Руки сперва о латку погреть, там сольцы поболе да хлеба ломоть горячего… – Не томи душу! – Не тяни! Мы не железные! – А ничо! Наелси бы своих щей, отогрелси и – кукареку? Без бабы, брат, не жись! – Нет, ты о Зосиме етом. Ну, и чем дальше, кончил-то как? – Порешили его. Еще мужики горевали, что погорячились, враз порешили. Говорят, помучить его нать было. – Да, у нас народ и зол, да отходчив. Так вот жилы тянуть не станут. – А что, татары порют людей кнутом? – Очень даже свободно! – Гляди, и наши скоро переймут! Чего бы доброго… – Дак все ж ты мне скажи, татар скинуть, и бесермен не будет? Ясащик тот утек? – Не будет, коли бояре сами не заворуют. Это уж кака власть! – Хозяин нужен земле! – Митрий Саныч, он и стараетце, и всё, а силов мало у его! – Силов не хватат. Александр, батюшка, тот держал! – Дак… Дальше-то так и будем, как ныне? – Ежели бы татары приняли веру нашу да стали беречь землю, как хозяева! А то, что осень, то набег. Тут ты дом срубил, тут опять на дым спустили. – Рязанщину всю разорили, почитай! – Ну, ето ты загнул, чтобы власть татарская! Власть должна своя, от Бога чтоб, от прадедов, по закону, по ряду… – А и неважно, как взята власть, важно, как после себя ведут! – Как так? – А вот и так! Что Андрей, что Митрий! А коли взял, то и твое, и беречи должон! Ты вон коня купил, тоже не твой был конь, а нонеча пылинки с его сдувашь! – Дак то купи-ил! Я серебро дал! То и берегу. – А и на бою взял, тоже беречи будешь! Корысть уж свою соблюдешь всяко. – То конь, а то человек. Людям-то поболе нать… – Будет брехать, мужики! Своровано кто станет беречи! Дуром пришло, дуром и уйдет! – Кабы чужой… Ты сам гришь, по вере… Коли вера своя. Зосима, тот, вишь, веру сменил! У них, у татар, вера своя, дак промеж себя и дружны. – Кажен народ сам собою. У немцев тоже во Христа веруют, а, гляди, все инакое! – Ну, у их какая вера! – А что, митрополита нам из Грецкой земли шлют, и ничо! – То митрополит, а то царь! Царя чужого посади, тот своих будет беречь преже наших. Не успеешь оглянуться, всюду – у мыта, у торговли, у приказного дела – насадят чужих, тебе уж и ходу никуда! – То и воюем всякой год язык на язык, и спокою нету! А чтобы едино все устроить! – Как едино? – Ну, все! Вместях! Все земли, все языки! – И ничо не получится! Ну, сам посуди; они вон скот пасут, тут ты пахать затеял. Ему скота уже не выгнать. Или там торговое дело. Тверь с Новым Городом и то промеж себя не сговорят! – Земли кругом много! – Много, а мало! Вон деремся, стало, не хватат! – Мы тут гуторим, братцы, а он тамо лежит, поди волки уж объели… – Волк осенний не злой! – Жаль мужика. – Вестимо, жаль. А кажному свой черед. Все под Богом ходим! Воротились очередные от коней. Мужики стучали зубами. – Издрогли! – Попляши! – Пусти в середку, падло! – О чем гуторили без нас? – Да все про татар! Кто бает, добрые они, кто перебить грозится. – Перебить можно. Что делать потом? Мы бы счас и без татар с князь Андреевыми ратились, а то с Новым Городом. |