Онлайн книга «Парижская тайна, или Истина в вине»
|
«Шабли» – название города. Суровые климатические условия. Гм-м… Что они имеют в виду под словом «суровые»? Плюс пять градусов зимой? «Всего» пять? Легкий ветерок летом? Виноград поэтому несладкий? Кислятина, в общем, из него получается. А ключевое слово «уникальный». Если веками лепить его к тому, что и гроша ломаного не стоит, а на вкус паршиво, можно добиться желаемого результата и заработать кучу денег. Главное – это терпение и постоянство. Нет, не понять ему этого. Не понять… – О чем задумался, Мишель? Нанимательница ждет его у входа в парадную залу, обед накрыт там. – О вине. – Мне надо с тобой поговорить. – Ее пальцы впиваются в руку чуть повыше локтя. Больно. – Да, конечно. – После обеда. – Как скажете. Они усаживаются за стол. Зигмунд открывает вино, торжественно разливает его по бокалам, потом предлагает закуски. Здесь главное делать то же, что и все. Они берут, и ты бери, они лимончик, и ты лимончик. Нет, никогда тебе этого не понять, Миша. Буржуйской еды и буржуйского снобизма. Напротив сидит невозмутимый Федор Иванович и одну за другой глотает устрицы. Как лягушки проскакивают, разве что не квакают. Ага! Судя по выражению лица, ему это тоже не нравится! Ну, нет в его глазах стального цвета неизъяснимого блаженства от приема пищи! Тогда зачем он это делает? Тяпни водки и огурцом соленым закуси. Стоп! Уже близко. Где-то ты его видел. Или слышал. Что-то знакомое. С бокалом «Шабли» в руке и перед блюдом с устрицами Федор Иванович неузнаваем. А вот если приложить к нему соленый огурчик… – Как устрицы, Мишель? – А? Что? – Как устрицы? – Как устрицы, – бормочет он и, стараясь не морщиться, запихивает в рот что-то склизкое, пахнущее рыбой. Терпение, мой друг, терпение. Не гурманы мы, нет, не гурманы. Но – улыбайся! Изображай удовольствие! – Отличное вино! – восклицает Иван Таранов. – Право слово: отличное! – Других я и не держу, – сухо замечает хозяин. И Зигмунду: – Подавай суп. Тот исчезает. – Эстер Жановна неплохо готовит, – нарушает молчание Елизавета Петровна. – Я бы сказал, замечательно, – подхватывает Сивко. – Где ты ее откопал? – Я же сказал: они эмигранты. – Воронов терпелив. Медленно ест, медленно говорит. – Я помог им получить гражданство. Раньше они жили в Молдавии, при большом винограднике. Зигмунд – знатный винодел, его жена – специалист по купажированию вин. О своем винограднике Зигмунд может говорить часами. О том, как в советское время боролся с обработкой лозы химикатами, за чистоту вина и против добавления в него двуокиси серы. Это вредно для здоровья. Зигмунд фанатик экологической чистоты благородного напитка. Но с ним никто не соглашался. Обработка пестицидами повышает урожайность, а добавление в вино двуокиси серы – срок хранения. Экономическая выгода против фанатизма истинного ценителя. Как вы думаете, господа, кто победил? – Я – за экономическую выгоду! – рассмеялся Таранов. – Я ж бизнесмен! – Однако пьешь лишь то вино, в котором уверен, – заметила Елизавета Петровна. – Не молдавское, а французское! Жить хочешь долго. – Кто ж не хочет? Да, я эгоист. Могу себе позволить. С деньгами можно все и при любой власти. – То-то твои заводы так дымят, – пробурчал Сивко. – Сам весь в белом, а пашут негры. – Ну, поучи меня жизни, – добродушно сказал Таранов и сделал внушительный глоток вина, после чего промокнул салфеткой сочные, плотоядные губы. Появился Зигмунд с супницей. Открыл крышку, и сидящие за столом невольно принюхались. Ароматный парок, клубившийся над супницей, был на «ах!». – Суп с раковыми шейками, господа, – объявил Зигмунд. Господа переглянулись и кивнули. – Знатно, – сказал за всех Таранов. Разлив суп, Зигмунд исчез, и разговор продолжился. – Ну, а что она? – спросила Елизавета Петровна. – Его жена? – Эстер Жановна всю жизнь занималась энологией. Наукой производства вина. – Это серьезно, – кивнул Таранов. – Отличный специалист. – Воронов поднял свой бокал и сделал глоток. – Кандидатскую защитила. У нее французские корни. Эстер Жановна из дворян. Ее предки жили в Санкт-Петербурге, но потом прадед увлекся виноделием и переехал в Молдавию. Хотел создать достойное вино, не хуже французских, выйти с ним на мировой рынок. Революция помешала. Она училась у деда, потом у матери, которая тоже занималась энологией. Купажирование – наука тонкая. Ведь в каждой емкости из одного и того же сусла рождается вино разного вкуса и аромата. Важно правильно выбрать момент: в каких пропорциях смешивать и когда разливать? Поторопишься – вино не раскроется. Передержишь – потеряет свежесть. Я могу разговаривать с ними часами, с Зигмундом и Эстер Жановной. И хотя он большой знаток вин и тоже специалист в своем деле, она все равно главная. Это элита виноделия. Если бы вы знали, господа, как Зигмунд уважает свою жену! И слушается ее беспрекословно. – А дети у них есть? – В том-то и дело. Один ребенок. Эстер Жановна мечтает дать ему достойное образование. Трагедия случилась с ними во времена сухого закона! Они не могут говорить об этом без слез. Виноградники ведь вырубали. И все пошло на спад, так что в конце концов они решили уехать в Россию. Она какое-то время работала няней за гроши. Он пристроился в московский ресторан, сомелье. Там я его и зацепил. И, господа, не жалуюсь. Его интересно послушать. – То-то я смотрю, лицо знакомое, – пробормотал Таранов. – А в каком ресторане он работал? Воронов не успел ответить, потому что в зале вновь появился Зигмунд. На этот раз с горячим. – В каком ресторане ты работал, Зигмунд? – спросил Таранов, косясь на него. – Отчего-то мне знакомо твое лицо. Зигмунд пробормотал что-то неразборчивое. – Как-как? – Вряд ли вы там бывали. – Не скажи! Раз Воронов бывал, значит, и я заглядывал. Мы с ним одного поля ягоды. – Извините, мне надо отлучиться. Форель остывает. И Зигмунд исчез. – Не будем отвлекаться, господа, – подняла свой бокал Елизавета Петровна. И с вызовом сказала: – Давайте выпьем за любовь! – Я определенно где-то его видел, – пробормотал Таранов, поднимая бокал. – Но где? Черт меня возьми! – Это что, тост? – прищурилась миллионерша. – Да типун тебе на язык! Я еще поживу. На Зигмунда засмотрелся. Где же я его видел? – Для тебя это так важно? – усмехнулся Воронов. – Нет, но… А, черт с ним! Выпили. Вновь появился Зигмунд. На горячее была форель, запеченная целиком со специями и поданная с рисом, желтым, словно яичный желток. Поверх лежали креветки и мидии. Предлагая Михаилу горячее, сомелье взглядом попросил аудиенции. Он кивнул еле заметно, не отводя взгляда от Сивко. Потом посмотрел на Таранова. И вновь на Сивко. И вдруг едва не рассмеялся. Такое чувство, что смотрит в зеркало! Таким же взглядом, как он на Сивко, Таранов сейчас смотрит на Зигмунда. Словно пытаясь что-то припомнить. И, кажется, нервничает. «Где же я его видел?» А Елизавета Петровна напряжена. Ждет подходящего момента. |