Книга Соло для пистолета с оркестром, страница 35 – Наталья Андреева

— А может, ее?

— Не говори ерунды! — слегка рассердился Глазов. — Очевидно, что это Аким Шевалье пришел на хутор из дачного поселка, непонятно каким образом уцелев от взрыва. И как только он смог дойти? Разве что ненависть придает силы. Человек — существо живучее. Я было растерялся, когда она его ни на одной из фотографий не признала, но теперь уверен, что это именно он. Видимо, сделал пластическую операцию. У него и лицо странное. Словно резиновая маска. Гладкое, розовое. Я бы сказал: неестественное. Такое ощущение, что это не его лицо.

— Я тоже так думаю, — неожиданно согласилась Юлия. — Аким Шевалье жив. Одного не понимаю: как он мог не объявиться родной матери? Вообще никому из родных? Дочери? Ближайшим родственникам, друзьям? Как?!

— Может, у него их и не было? Друзей? А что касается матери… — Глазов вздохнул. — Был я у нее. Хорошо выглядит, мемуары пишет. Проблема у нее только одна: деньги.

— Глупый ты, Митя. Не понимаешь. Это потому, что у тебя детей нет. Ну какая мать может смириться с потерей сына? Кузьминична и та верит, что ее Андрюша жив. Что все у него хорошо, что внуки у нее будут. Старая, одинокая женщина. Конечно, она его узнала. Сердцем узнала. Поняла, что для него она пусть на короткое время, но мать. А получилось, что и навсегда. Он ведь и до сих пор ей помогает. А родной матери даже не сообщил, что выжил.

— Но не объявляется же? Так?

— Потому что есть причины. Кто он теперь? Гражданин США? И почему ты уверен, что не приезжает?

— Она же сама сказала. Кузьминична.

— Она мать. Понимаешь: люди нашли друг друга. Я с ней долго разговаривала, пока ты дрова колол. Похоже, им было хорошо вместе. Кузьминична только и живет теперь своим Андрюшей. И не скажет она, что он здесь бывает, если сын не велел. И деньги копит именно потому, что Андрюше могут понадобиться. Она же не знает, где он теперь и сколько у него этих денег. Понимаешь? Он ей не сказал, что из страны уехал. Он ее бережет.

— Откуда ты так хорошо ее понимаешь? — не выдержал Глазов. — У тебя-то самой дети есть? Нет. Кстати, а почему нет? Жили вы богато, и долго. Не год, не два. Не думаю, что муж не хотел. Может, не мог? Или дело в тебе?

Ему показалось, что Юлия сейчас заплачет. Ну вот, опять! Больное место! Губы у нее задрожали. Остановилась посреди тропинки, посмотрела на него с укором. Зачем?

— Извини. Ну извини, — прижал ее к себе Дмитрий. — Я же не чужой тебе человек…

— Поэтому я и не могу рассказать…

Вот этого он уже не понимал. Если не чужой, то почему не может? Что здесь за тайны? Поспешное бегство, возможность слежки. И упорное молчание о прошлом. Во всяком случае, она сейчас нуждалась в утешении. Здесь, на опушке леса, они были одни. Он тронул губами темные волосы, потом щеку, губы. Сначала нерешительно, потом все смелее и смелее. Она ответила.

Несколько минут они жарко целовались. Он вдруг вспомнил высокую постель в горнице, пуховую перину, огромные подушки. А потом вспомнил жену и отстранился.

— Похоже, мы не тем занимаемся, — сказал хрипло. — Не расследованием.

— Ты что, жену вспомнил? — И Юлия медленно начала поправлять выбившиеся из-под косынки пряди волос.

— А что? Не должен был?

— Отчего же. Но я так поняла, что вы разводитесь.

— Сказать по правде, я ей никогда не изменял. Не такой я человек. Но с другой стороны, ты права: мы и в самом деле на грани. Развода. Когда я женился на Светлане…

— Это обязательно: рассказывать мне о своей жене? — резко оборвала она.

— Ты тоже можешь рассказать. Про ППШ.

— Что?!

— Петр Петрович Шумов. Так, кажется, называлась ваша фирма?

— Ах ты справки наводил!

— Допустим.

— По-моему, целоваться гораздо приятнее, чем выяснять отношения.

Он тоже так считал. Поэтому поцеловал еще раз. И еще. Обнял за плечи, и они медленно пошли по тропинке. До небольшой поляны в окружении старых берез.

— Хорошо! — сказал Глазов, усаживаясь на поваленное дерево. — Если бы не комары, было бы просто замечательно! Рай на земле!

— Надо было воспользоваться спреем, — лукаво улыбнулась Юлия, присаживаясь рядом.

— А кто-то мне не предложил.

— А ты не знаешь, что баллончик лежит в сумке?

— Я по твоим сумкам не шарю.

— Эх ты! Не чужой мне человек, — передразнила она.

— Ну, учитывая, что нам одну на двоих кровать застелили…

— Ты что-то имеешь против? — прищурилась она.

— В общем-то… — он смутился.

— Ну-ну. Смелее. Я уже поняла: ты из тех мужчин, что сначала расставляют все точки над «и», и только потом позволяют себе предаться страсти. Основательный.

— Это плохо?

— Это скучно. Милый мой, тебя же практически невозможно соблазнить! Я тебя сегодня полночи ждала. Думала: дверь на террасу открыта, чего ж ему еще? Мне надо было послать письменное сообщение о своих намерениях? Или у твоей жены разрешение спросить?

— Ну, знаешь!

— А Кузьминична тебя хвалит.

— При чем здесь она?

— Она — лесная колдунья. Ведьма, — страшным голосом сказала Юлия. — Я у нее зелье попросила.

— Какое еще зелье?

— Приворотное.

— Совсем вы, бабы, чокнутые!

— А ты не веришь?

— Да ну вас! Комары закусали. — И он поднялся с упавшего дерева. Юлия рассмеялась:

— Может, убежишь? А вдруг я им губы намазала? И никакой это не спрей от комаров, а зелье приворотное? Запах которого так тебя привлекает?

— Это шутка?

— Ну конечно, шутка! — она тоже поднялась. — Как видишь, комары и меня кусают.

Глянул с опаской. Черт их знает! Бабулька и в самом деле со странностями! Вот и уважай после этого старость! Сыпанет тебе в чай какой-нибудь отравы!

— Пойдем-ка на солнышко, милая. Там нет комаров. Зато есть ромашки. Замечательные! Когда шли, я их заприметил. Огромные белые ромашки. Хочу подарить тебе букет полевых цветов.

— Это значит «да»? — лукаво улыбнулась она.

— Что «да»?

— Зелье подействовало?

— Оно давно уже подействовало. Когда его и в помине не было. Как видишь, я честный. Ну, пойдем. — Он потянул ее за руку. Комары и в самом деле становились все злее. Романтическое настроение уходило вместе с выпитой ими кровью.

Оказавшись на опушке леса, он вздохнул облегченно: зловредные насекомые отступили в тень. Солнышка они не любили. Дмитрий нагнулся и сорвал первую ромашку. Протянул ей.

— Любит, не любит… — начала обрывать лепестки Юлия.