Книга Стикс, страница 47 – Наталья Андреева

— Писать. Тебе — писать. Эксперт готов? Прокуратуру нашу от жары сморило малость. Человек после болезни, а его на дежурство. Вы уж простите.

— Бывает. Особенно после такой болезни, — деловито кивает эксперт. Кажется, наслышаны о следователе Мукаеве.

Эксперт из молодых, неопытный. Видно, что боится, как бы чего не ляпнуть. Чтобы скрыть волнение, возится со вспышкой, хотя аппаратура в полном порядке, чего ее теребить лишний раз? Судмедэксперт, являющийся местным же патологоанатомом, постарше. Опытный, тертый мужик. Вздыхает:

— Тяжело работать: жарко. Сейчас сделаем антропометрические данные, попробуем приблизительно установить, когда убит. Хотя многого не ждите. Сами должны понимать: труп обгорел до неузнаваемости. Похоже, мужчина. Высокий. Ну-ка, что там? Ага.

Свистунов подходит:

— Что?

— Оно: пулевое ранение в голову. Классика. Застрелили его.

— Оп-па!

— Раздроблена левая височная кость.

— А… пуля? — замирая, спрашивает Руслан.

— На месте. Все будет в лучшем виде.

— Иван, сейчас будешь записывать. Костя тебя будет диктовать, а ты заноси в протокол. Папочку подложи для удобства на пенек и работай. Работай. И снимков, снимков побольше, не скупитесь.

— Да мы уж и так…

Никогда этот день не кончится. Обшаривают каждый клочок земли. Чего тут смотреть? Бесполезно. Это прочесывание местности больше для проформы, все выгорело дотла. Какие ж тут могут быть улики?

— Да-а-а. Не повезло. Или повезло? Как думаешь, Ваня? — спрашивает Руслан. — Кто знает, когда бы его нашли, если бы не пожар? Но подгадил, конечно, здорово. «Глухарек» у нас.

— Что это?

— А это дело, которое раскрыть невозможно. Личность установить — и то проблема. Ни клочка одежды целого, все сгорело. Ни отпечатков, ничего. Кисти рук полностью обгорели, как и лицо. Мужчина. Да-а-а. — Снова ругается, выплескивает злость.

Машет рукой:

— Ладно, мужики, бесполезно! Заканчивайте тут. Тело в морг, на вскрытие… Вот черт, что несу-то? Вскрытие! Груда обугленных костей, даже мясца нет!

Уже на окраине, там, где земля нормальной температуры, он, следователь Мукаев, на капоте «уазика» старательно дописывает то, что необходимо внести в протокол. Голова болит меньше, вместо этого навалилась непонятная тоска.

— Ты чего психанул-то, Ваня? — трогает за плечо друг детства. Трогает осторожно, и тон, которым задал вопрос, ровный.

— Ничего. Все в порядке. Горетовка. — Он поднимает голову, смотрит по сторонам.

— Ну да. Горетовка.

И в это время он ловит этот взгляд из толпы. Взгляд удивленный, вопрошающий. Мол, а ты что здесь делаешь? Идет на него:

— Добрый вечер.

— Здравствуйте. — Женщина приблизительно его возраста пятится назад.

— Мы знакомы?

— Да уж, — она мнется, — знакомы. Я уж и не знаю, как вас там называть теперь.

— Следователь Мукаев Иван Александрович.

— Обозналась, извините. Темнеет уже. Обозналась.

— Нет, постойте!

— Мама, мама, пойдем домой!

— Иду, Сашенька, иду! Замужем я, извините. Муж-то ревнивый.

Да что ж это такое! Ему надо только узнать, почему она так странно смотрит! И все. Женщина пятится за спины людей, пацан лет десяти, девчонкам его ровесник, тянет за подол:

— Идем, мама. Страшно.

Ему тоже страшно. Тело, вернее, то, что от него осталось, накрыто брезентом. Он смотрит на деревянные дома, смотрит и не может оторваться. Милая, добрая, старая Горетовка! Что, и здесь он тоже успел? Смотрит в толпу, пытается отыскать глазами женщину. Ушла.

— Устал? Ну, ничего, сейчас все. На сегодня, — ядовито добавляет Руслан.

— Я не хочу отсюда уезжать.

— Да ты что?!

— Горетовка. Мне здесь что-то надо, — упрямо твердит он.

— Ладно, Ваня, не дури. — Друг детства не менее упорно подталкивает к машине. — Надо расслабиться, водочки выпить. Тьфу, забыл, что ты теперь не пьешь! А зря, между прочим. Хорошо, начальство спит, да и ехать сюда далеко. Зато завтра учинят допрос по всей форме: кто убитый да сняли ли отпечатки? Отпечатки! — Снова ругается, и уже спокойнее: — А с Горетовкой не переживай, ты еще сюда наездишься. Даже не представляю, с какого конца за это дело взяться. Пока не определили, сколько времени труп в этих ветках лежал, местных расспрашивать бесполезно. Ну что, медицина? — безнадежно спрашивает Руслан у судмедэксперта. — Когда?

— Не свежачок, это точно. Убили не вчера и не на днях. Но сказать точно, когда…

— Да все я понимаю! Так твою раз этак! — вновь громко ругается Руслан. — Не было печали, да черти подкачали! Устроили здесь пекло, оно и всплыло. Де-ло.

Последнее слово сказано с нажимом, по слогам. У него же такое ощущение, что Руслан торопится поскорее покинуть Горетовку. Не нравится ему здесь, что ли? Можно было бы и с людьми поговорить. Но кто знает, когда именно убили этого мужчину?

Он знает, следователь Мукаев. Знает почти наверняка. Откуда-то это знает. Сказать? Завтра. Когда положит на стол перед другом детства пистолет, тогда и скажет. Руслан прав: он уста очень устал.

— Хорошо, поехали, — кивает на машину, — у меня, кажется, все.

Вопросительно смотрит на окружающих. Они согласны. Что-то последнее время все с ним странно согласны. Даже деньги пачками выдают. Кто он такой, что так происходит? Может, тот самый черт из пекла, на которого жалуется Руслан?

Уже по дороге в прокуратуру машинально достает из карма телефон. Руслан Свистунов удивляется:

— Тю! Телефон свой нашел! А сказали — потерял.

— Мой? Точно мой?

— А чей? Ну-ка дай. Где ж это он у тебя валялся? Черт, батарейки сели! Ну, точно: он! Сам же выбирал тебе в подарок!

— Да мало ли таких телефонов, — бормочет он.

— А ты включи да посмотри. Кстати, помнишь пин-код?

— Нет. Не помню.

— 7236. Я ж тебе сам забивал в память: дом — номер такой-то, Леся — такой-то. И свой домашний. Странно.

— Что странно?

— А где ты его нашел? Дома?

— А Вэри Вэл говорил, что ты ему звонил в тот день, когда пропал. Так откуда звонил-то тогда, Ваня? — внимательно смотрит Руслан.

— Спроси что-нибудь полегче, — огрызнулся.

— Не помнишь, что ли? Так и скажи. Да, странная штука — жизнь. Вещи потерянные находятся! И люди…

Что-то Руслан скажет про пистолет! И еще одна мысль в голове: когда Ладошкин просил включить сотовый, какой именно аппарат имел в виду? Тот или этот? Если только в руках сейчас действительно его, следователя Мукаева, телефон. Но сердце подсказывает, что так оно и есть. Почему-то в его случае все вещи оказываются теми самыми.