Книга Невидимки, страница 7 – Стеф Пенни

Как-то раз Тата посадил меня на колени — мне было лет семь — и сказал:

— В твоих жилах, Рэймонд, течет чистая черная кровь, несмотря ни на что. Ты — вылитый мой отец. Иногда такое случается. Ты чистокровный цыган.

По-моему, мы с ним были одни. Я до сих пор помню убийственно серьезное выражение его лица и горящий взгляд, как помню и то, что от его слов мне стало не по себе, хотя их смысл тогда остался мне совершенно не понятен.

— Значит, он ошибался? — спрашиваю я Леона. — Ваша семья — не чистокровные рома?

— А кто теперь чистокровный? Но он, похоже, так считал, а Роза была не против. Он парнишка-то был симпатичный, этот Иво.

— Никогда не слышал фамилии Янко. Они англичане?

— Да, вроде как. Тене утверждал, что они мачвайя. Якобы то ли его отец, то ли его дед перебрался в Англию откуда-то с Балкан, но точно я не уверен. Они состоят в каком-то родстве с Ли из Сассекса. То ли двоюродные, то ли троюродные. Так что, может, насчет Балкан все это одна брехня.

— А как вы познакомились?

Он пожимает плечами:

— Да сталкивались с ними время от времени. И знакомые общие у нас были. Ну, сами знаете, как это бывает.

— Значит, после свадьбы вы больше не виделись с ними на ярмарках? И навещать они вас не навещали?

Леон принимается разглядывать свои руки. Наверное, он все-таки переживает из-за дочери, которую несколько лет назад потерял из виду.

— Эти Янко… они держались немного особняком. Кочевали сами по себе. Закрытые такие люди. Не слишком общительные.

— Но все-таки это же ваша дочь… Вам ведь наверняка хотелось с ней повидаться, и вашей жене тоже.

— Когда ведешь кочевую жизнь… Я не был удивлен, что Роза больше не приезжала. После свадьбы она стала Янко. Перестала быть Вуд. Но теперь… у меня есть причины… я уверен, что с ней случилось что-то худое. Я в этом уверен.

— Вы хотите сказать, вы считаете, что Янко каким-то образом причинили ей зло?

— Ну да.

— Почему?

— Я им не доверяю. С ними всегда было что-то не так… Не знаю, как это описать.

— Хотя бы попытайтесь.

— Ну вот… У Тене умерла жена, но от чего — никто не знает. Была жена — и нет ее. А еще у него была сестра, которая сбежала от них и больше не объявлялась. Вроде был еще и брат, но погиб… Несчастный случай. Слишком уж несчастный — вы меня понимаете?

— Не уверен.

— Ну, может, случайность там была ни при чем. Люди разное говорили… очень уж много напастей… да.

Он качает головой и втягивает воздух сквозь стиснутые зубы.

— А когда Роза выходила замуж, вас это не волновало?

Леон сжимает губы в тонкую нить, как будто я испытываю его терпение.

— Ей этого хотелось. К тому же, честно говоря, перебирать ей не приходилось, с ее-то… — Он взмахивает рукой и придвигает ко мне снимок. — Кто еще захотел бы взять ее в жены, такую-то?

Девушка на фотографии выглядит абсолютно нормально, если не считать «винного пятна» на шее. Его размеры и темно-бордовый цвет выглядят слегка устрашающе, пока не сообразишь, что это такое.

— В общем, Янко могли уехать в одиночку, и о них месяцами не было ни слуху ни духу. А в следующий раз они объявились с известием, что Роза исчезла. Сбежала, а куда — никто не знает.

— Ну, возможно, так оно и было.

— Я чувствую, что ее больше нет. Нутром чувствую. Я просто это знаю.

— Так… — выдыхаю я.

Леон сцепляет руки в замок и с размаху опускает их на стол перед собой.

— По правде говоря, Рэй, — и я рассказываю тебе об этом только потому, что ты из наших, — сегодня мне приснился сон…

Меня вдруг охватывает подозрение, что кто-то пытается выдавить меня из бизнеса или, по крайней мере, выставить всеобщим посмешищем.

— Во сне она была мертвой. Она пришла ко мне и сказала, что Иво с Тене ее прикончили. Вообще-то, сны, даккеринг [9] и прочее в том же духе не по моей части. Я во всем этом не силен. Но это было что-то другое. Я это знаю.

Я раздраженно опускаю взгляд в свой блокнот. Более безнадежное дело и представить себе сложно. С другой стороны, оно обещает кучу нудной, зато прибыльной работы. В наши дни не приходится быть слишком привередливым.

Леон сверлит меня глазами:

— Я знаю, что у тебя на уме. Ты думаешь, старик совсем спятил — сны ему снятся. Да, времени прошло немало, я понимаю. Но моей дочери здесь нет. И никто не знает, где она и есть ли вообще где-нибудь. Так что же с ней случилось?

Звонит телефон, я вздрагиваю от неожиданности. Должно быть, Андреа забыла включить автоответчик. Я приподнимаю трубку и опускаю обратно. Обидно будет, если это еще один потенциальный клиент. Хотя, скорее всего, это по поводу арендной платы.

— Вы знаете, как связаться с Янко?

— Они ничего тебе не скажут. Будут твердить, что она сбежала семь лет назад или шесть с каким-то парнем.

— Начинать, так или иначе, придется там, где ее видели в последний раз. А потом копать вперед.

— У них всегда водились деньжата, у этих Янко. Тене любил переезжать с места на место. Он, знаешь, из тех, кто чтит традиции, упертый.

— А в последний раз вы когда их видели?

Стул под Леоном скрипит.

— Да, пожалуй, с тех самых пор больше и не видел. Да.

— Со… свадьбы?

Он молча кивает:

— Рэй… мистер Лавелл… вы не хуже моего понимаете, что, если бы я пошел с этим в полицию, мне просто рассмеялись бы в лицо. Подумали бы — полоумный старик-цыган, психушка по нему плачет. Кому какое дело до его паршивой дочери? Цыганкой больше, цыганкой меньше — вот как бы они подумали.

Тугой сверток купюр, оттопыривающий его карман, привлекает меня, и Леон перехватывает мой взгляд. Что ж, хотя бы деньги выглядят невыдуманными.

— Вы же можете проверить всю официальную информацию? — спрашивает он. — Ну, через компьютер, сами знаете.

Леон сияет, понимая, что заполучил меня, несмотря на всю мою решимость не сдаваться. На «Амстрад» [10] у меня на столе он смотрит с такой уверенностью, как будто это хрустальный шар, как будто я могу включить его и увидеть все, что захочу. И я соглашаюсь заглянуть в него. Но сначала дежурно предупреждаю, что розыск пропавших людей — дело долгое, дорогое и зачастую неблагодарное. Леон в ответ напоминает мне о Джорджии Миллингтон. Значит, газеты он все-таки читает. Или кто-то другой читает их ему. Перед тем как уйти, он вытаскивает из кармана сверток десятифунтовых банкнот и оставляет его на моем столе, где они медленно разворачиваются, словно существо, пробуждающееся от спячки.