
Онлайн книга «Сыщики. Король воров»
— Отнесете записку вниз. Передадите тому, кто дежурит у люка. Скажете, это в № 273. Подождете ответ. Караульный вяло вытянулся, козырнул и побрел выполнять приказ. Ричард достал бумажник и вручил Мэннингу деньги. Крупная сумма как будто не обрадовала старшего надзирателя. — Надеюсь, у вас ничего не получится, — сказал он вдруг. — Вы всегда мне нравились, Эдуард. И ваш друг производит впечатление хорошего человека. Будет лучше, если Узник не согласится на встречу. Не желал бы я вам попасть в его сети. Это же Спрут! Зачем бы он ни понадобился, лучше обойтись без него. — Почему вы думаете, что он нам откажет? — спросил Ричард. — К Узнику приходят многие, приезжают даже иностранцы — русские, американцы, османы, но далеко не всех он принимает. — А чем он, по-вашему, занимается? — Торгует тайнами. Но это торговля в кредит, и его покупатели навсегда остаются в должниках. — Откуда вы это знаете? — В голосе Ричарда прозвучало сомнение. — Я надзираю за ним уже пятнадцать лет и не всегда был старым пьяницей. Мэннинг вновь наполнил свою кружку и долго смотрел в нее, словно надеялся что-то найти на дне. Наконец вернулся посланный с запиской караульный. Старший надзиратель развернул бумажку и прочел: — «Сокол может пройти». Ричард вздрогнул. — Ни черта не понятно! Какой сокол? — Мэннинг вопросительно уставился на сыщиков. — Вам это о чем-нибудь говорит? — Сокол — это я, — признался Ричард. — Но как он узнал? — Вот видите! Об этом я и говорил. Ему известно все, а ведь он вас даже не видел! Но еще не поздно передумать, пока вы ему ничего не должны. Ричард не знал, что и думать. Стремительность, с которой росло число посвященных в его тайну, пугала. У молодого сыщика возникло неуютное предчувствие, что уже завтра мальчишки-газетчики будут выкрикивать на улицах заголовки: «Тайна мастера Пустельги раскрыта! Читайте в свежем номере! За талантом сыщика скрывался волшебный амулет!» — Я все же рискну, — решил он. — Может ли Эдуард пойти со мной? — Как хотите. Если Узник разрешит, пропустят и его. Старший надзиратель опять позвонил. — Проводите джентльменов в Преисподнюю, — сказал он, когда караульный вошел. — Спасибо, Джо! — поблагодарил Стил, вставая и пожимая дрожащую руку старика. — Не за что. Берегите себя. До свидания, молодой человек. Ричард попрощался, и сыщики вслед за провожатым покинули кабинет старшего надзирателя. Они шли по извилистым коридорам Ньюгейта, и Ричард дивился, как мало здесь запертых дверей. Будто попал не в тюрьму, а в парламентскую канцелярию. — Почему у вас тут все открыто? — спросил он у проводника. — Так это коридор для посетителей. Здесь у нас навроде музея. — И что в нем демонстрируют? — Всякую пакость. Посмертные маски висельников, а то и целые гипсовые головы — тех, что познаменитей. Кандалы и цепи Джека Шепарда — того молодца, который пять раз сбегал из Ньюгейта. Есть столб, к которому триста лет назад приковали монахов-католиков — так и померли паписты голодной смертью. Еще есть камера смертников — совсем как настоящая, где любой зевака за дополнительный шиллинг может посидеть-потомиться, как настоящий убивец. Можно поглядеть на инструменты из «давильни», которыми, значится, из упрямцев правду выпытывали, — но это, конечно, раньше, теперь такого не водится. — А где содержатся узники? — Это смотря какие. Которые поприличнее — заговорщики там или предатели короны, к примеру — наверху, там «господский» этаж. Под ними — должники, казнокрады, мздоимцы, это у нас называется «общий» этаж. А в подвалах — «давильня». Там воры, убийцы, евреи, похитители детей и прочая сволочь. — Так нам в подвал? — Нет, нам еще ниже. Слыхали, что мистер Мэннинг сказал? В Преисподнюю. — Звучит не очень оптимистично. — Так ничего хорошего там и не ждите. В Преисподней свои законы, мы туда и не спускаемся. Тамошние сидельцы сами себе сторожа. Говорят, тех, кто по ихним законам жить не хочет, они сами в клетки заключают и мордуют как захотят. — И кто там содержится? — А бог его знает. — Провожатый помотал головой, как бы прогоняя даже мысли о возможных обитателях Преисподней. — Всякие темные личности, которым даже в «давильне» места не сыскалось. — Он задумался. — Безумцы, ведьмы, цыгане… и, конечно, Узник. Они приблизились к широкой решетчатой двери, за которой виднелась лестница, ведущая в подвальный мрак. Караульный снял с пояса связку ключей и отпер решетку. — Пожалуйте, господа. И сыщики шагнули на лестницу. По широкой дуге она уходила под землю так хитро, что поворот оставался все время футах в шести впереди. На стенах изредка попадались глиняные подсвечники с коптящими огарками свечей. Впрочем, лестница оказалась недлинной, и вскоре, миновав еще одну дверь, друзья очутились в широком помещении, по бокам которого тянулись решетки общих камер. Стоило сыщикам войти, как из сумрака камер послышались ужасающие вопли, а между прутьями решеток просунулись десятки грязных рук. Раздались требовательные крики: — Господа, подайте великодушно!.. — Монетку, одну монетку!.. — Деньги давай! Деньги давай! Давай деньги!.. Пахнуло невыносимой вонью месяцами не мытых тел, экскрементов и мочи. Ричард прикрыл рот ладонью, подавляя приступ тошноты. — Проявите милосердие, господа, — посоветовал провожатый. — Киньте страждущим парочку полупенсовиков. А они купят себе кусок хлеба или бурдючок янтарного канарского. — У кого купят? Разве тут есть лавка? — У меня, — честно ответил страж. Стил нашел несколько мелких монет и сунулся было к решеткам. — Близко не подходите, сэр, — предостерег предприимчивый проводник. — Тюремная лихорадка — страшная хворь. И ужасно заразная. В прошлом году маляры красили соседний «каменный мешок», так из восьмерых семеро заболели, а двое из них и вовсе померли. Вы лучше мне сразу отдайте, а я уж им все, что надо, принесу. Стил коротко размахнулся и бросил монетки в темноту. — Вы получите отдельно, — сухо пообещал он. — Как угодно. Они миновали залу с решетками и оказались в следующем помещении. Это была большая комната, поделенная на отдельные крошечные камеры, в которых томились арестанты, удостоенные одиночного заключения. В каменный пол этого мрачного подземелья были вделаны крюки, цепи от которых тянулись в камеры. Из камер же по полу шли желоба, по которым отходы жизни заключенных стекались в общую клоаку, источающую нестерпимый смрад. |