Книга Виновный, страница 94 – Лайза Баллантайн

— Да, дождись, пойдем выпьем. Я ненадолго. Освобожусь, как только смогу.

Когда Ирен ушла, Дэниел повернулся к суду и увидел, как родители Бена Стокса уходят в сопровождении сотрудника отдела по связям с семьями пострадавших. На него вдруг нахлынуло сочувствие. Пол держал Маделин за плечи, он практически нес ее. Она переставляла ноги крошечными шагами, бессильно свесив голову. Поравнявшись с Дэниелом, она откинула волосы с лица, и он увидел покрасневшие глаза и нос, запавшие щеки. Ее глаза сверкнули, и она вырвалась из объятий мужа. Дэниел отпрянул назад в уверенности, что она хочет напасть на него. Но Маделин целилась в Шарлотту. Огромный зал огласился эхом, когда она вскрикнула и протянула руки — с пальцами, скрюченными, словно когти, — к ее плечу:

— Он чудовище! Он убил моего малыша…

Дэниел уже хотел позвать охрану, но Пол Стокс оттащил жену в сторону. Когда они разминулись, Маделин снова затихла, позволив мужу себя увести.

— Шарлотта, с вами все в порядке? — спросил Дэниел.

Она открыла сумочку и принялась остервенело в ней рыться. Содержимое падало на пол: щетка для волос, зеркальце, подводка для век, цветные карандаши. Себастьян каждый раз наклонялся, чтобы их поднять, проворно сгибая колени.

— Мне нужно… нужно… — шептала Шарлотта.

— Бога ради, женщина, да успокойся же, — прошипел Кеннет.

Дэниел потянулся к ней, но опоздал — колени Шарлотты подогнулись, и она упала на пол, выронив открытую сумку. Таблетки, которые она искала, выкатились наружу. Себастьян поднял их и показал отцу:

— Вот.

Лицо Кеннета стало багровым, то ли от неловкости, то ли от напряжения, когда он помогал Шарлотте встать на ноги.

Подошел охранник и спросил, не нужна ли им помощь.

— Послушайте, у нас все в порядке, — прогудел Кролл и повернулся к Дэниелу. — Не мог бы ты минутку присмотреть за Себом? Мне нужно привести ее в чувство, прежде чем мы отсюда выйдем.

Тот кивнул, глядя, как они удаляются. Себастьян посмотрел на него, опустив руки и высоко задрав подбородок: все его круглое личико оказалось повернутым к Дэниелу.

— Мы будем в комнате для консультаций, — прокричал Дэниел в спину Кроллу.

— Дайте нам двадцать минут.

Дэниел посмотрел на часы. Мальчик по-прежнему не сводил с него глаз.

— У нее панический приступ, — объяснил Себ. — Она задыхается, и у нее белеет лицо, и она начинает дышать вот так…

Себастьян принялся изображать гипервентиляцию, пока Дэниел не положил руку ему на плечо. Мальчик уже покраснел и закашлялся.

— Заходи, — сказал Дэниел, открывая дверь в одну из конференц-комнат и приветствуя стоявшего рядом охранника. — Давай посидим здесь, пока твоей маме не станет лучше.

Дверь закрылась, запечатав их в изолированном пространстве. Окон в комнате не было. Она напомнила Дэниелу похоронный зал, где кремировали Минни. Звуки Олд-Бейли — стук каблуков по плиткам пола, адвокаты, перекрикивающие друг друга в мобильники, солиситоры, шепчущиеся с клиентами, — были оттуда изгнаны.

Внутри царила теплая, успокаивающая тишина. Глаза у мальчика были сухими, бледное лицо — задумчивым. Дэниел вспомнил, что он уже видел его таким — когда они впервые встретились в полицейском участке в Ислингтоне.

— Как вы думаете, большинству не нравится, что меня оправдали? — спросил Себастьян, глядя на Дэниела.

— Не важно, кто что думает, у тебя была хорошая защита, и присяжные тебя оправдали. Теперь ты сможешь вернуться к прежней жизни.

Себастьян встал и обошел стол, чтобы встать рядом с Дэниелом.

— Мне не хотелось возвращаться в Парклендз-хаус.

— Нет, конечно. — Дэниел опирался на локти, и их лица оказались на одном уровне. — Мне тоже не хотелось, чтобы ты туда вернулся.

Мальчик вздохнул и прислонился к Дэниелу. Положил голову ему на плечо. Дэниел уже не раз видел, как Себа успокаивает мать, и знал, что делать. Секунду помедлив, он поднял руку и пробежал пальцами по его волосам.

— Все будет хорошо, — прошептал Дэниел. — Все уже кончилось.

— Я попаду в ад?

— Нет, Себ.

— Откуда вы знаете?

— Потому что ада не существует. Ну, или я в него не верю.

— Но вы же не знаете наверняка. Никто не знает наверняка. Верить — значит просто думать, что что-то происходит так, как кажется.

— Ну, значит, я упрямый, но я думаю, что знаю. Для меня все это чепуха.

— А Бен попадет в рай? Все говорят, что он ангел.

— Себ, послушай, я знаю, что все это было очень тяжело — о твоем деле говорили по телевизору и в газетах, все ребята в Парклендз-хаусе о тебе сплетничали, но ты должен попытаться не обращать внимания на прессу и на все остальное. Это только для того, чтобы продать больше газет, а не потому, что в этом есть хоть доля правды…

— Правды, — спокойно повторил Себастьян. — Дэниел, я вам нравлюсь?

— Да, — ответил тот, выдохнув.

— Если я вам что-то скажу, то все равно буду вам нравиться?..

Дэниел, подумав, кивнул.

— Это я придавил Бену лицо кирпичом.

Задержав дыхание, Дэниел посмотрел на мальчика. Зеленые глаза Себа отражали свет. На губах играла почти неуловимая улыбка.

— Ты же сказал, что просто пошел домой…

— Ничего, — теперь Себастьян улыбался во весь рот, — у меня все будет в порядке. Вам не надо обо мне беспокоиться…

Дэниел кивнул. У него свело мышцы живота.

— Вы тоже мне нравитесь. Вы мой друг. Я рад, что вы были моим адвокатом…

Дэниел снова кивнул. Ворот рубашки вдруг стал ему мал.

— Что значит… ты придавил… Бену лицо кирпичом?

— Мне не нравилось его лицо. Я просто решил его прикрыть, чтобы больше не видеть. Он был такой плакса, все время хотел домой. Я сказал ему перестать хныкать. И что если он попытается удрать, то я дам ему настоящий повод поплакать… а потом, когда я придавил ему лицо кирпичом, он вдруг перестал. Он больше даже не пикнул. Совсем.

У Дэниела поникли плечи. Он выдохнул и ослабил галстук. Потом наклонился вперед и провел обеими руками по волосам.

— Себастьян, ты должен был мне сказать. — Его голос прогремел на всю комнату. — Ты должен был сказать мне в самом начале. Мы бы все сделали по-другому.

Мальчик улыбнулся и сел напротив Дэниела. Он был сама невинность: густые ресницы, веснушки, аккуратный пробор в волосах.

— Я подумал, что не понравлюсь вам, если скажу. Я хотел вам понравиться.

— Себастьян, при чем здесь «нравиться»?! Я же сразу тебе объяснил, тебе нужно было рассказать мне все, правду, такую, какая есть. Я твой адвокат… ты был обязан мне рассказать!