Онлайн книга «Та, которой не стало»
Без десяти семь. Черт возьми! Пора трогаться. Равинель так и не прикоснулся к последнему рогалику, а первые два застряли у него в горле тошнотворной массой… С минуту он постоял на краю тротуара. Автобусы и такси разбегались во всех направлениях. Толпы служащих, обитателей пригородов, торопились покинуть вокзал. Вот он, унылый Париж на рассвете… Н-да… И все-таки пора трогаться в путь. Машина припаркована совсем рядом с билетными кассами. Там, словно картина на выставке, висит большая карта Франции, похожая на открытую ладонь, сплошь изрезанную линиями: Париж — Бордо, Париж — Тулуза, Париж — Ницца… Линии удачи, линии жизни. Фортуна! Судьба! Равинель дал задний ход и выехал на дорогу. Надо как можно скорей уведомить страховую компанию. Послать телеграмму Жермену. Придется, наверное, позаботиться и о похоронах. Мирей хотела бы очень приличных похорон, ну и, конечно, отпевания в церкви. Равинель вел машину как автомат. Он назубок знал все эти улицы, бульвары… да и движение еще не напряженное. Мирей была неверующая и все-таки ходила к обедне. Предпочитала праздничные службы из-за органа, пения, туалетов. И не пропускала проповеди отца Рике по радио, во время поста. Она не очень-то разбиралась в сути, но считала, что он хорошо говорит. И потом, этот отец Рике был депортирован!.. Сквозь облака пробивался розовый луч. А вдруг Мирей видит его сейчас… Тогда она знает, что он действовал не по злобе. Смешно!.. Да, а где же ему взять черный костюм?.. Придется сбегать в прокат и еще попросить соседку сшить траурную повязку. А Люсьена будет спокойно дожидаться его в Нанте! Ну где же справедливость? Впрочем, размышлять над этим ему некогда, впереди возник старенький «пежо» и никак не позволял себя обойти. Он зачем-то все-таки обогнал его у самого Эпинэ, но тут же замедлил ход. Привет! Я еду из Нанта. И понятия не имею, что у меня умерла жена. В этом-то вся и загвоздка. Я понятия не имею… Ангиан. Он остановился у табачного ларька… — Здравствуйте, Морен. — Здравствуйте, господин Равинель. А вы, случаем, не запоздали? Кажется, обычно вы приезжаете чуть раньше. — Туман задержал. Чертов туман! Особенно возле Анже. — Ох, не приведи господь всю ночь сидеть за баранкой! — Дело привычки. Что у вас тут новенького? Дайте-ка спичек. — Ничего. Да разве здесь может быть что-нибудь новенькое? Равинель вышел из машины. Больше тянуть нельзя. Будь он не один, насколько все выглядело бы проще и не было бы так страшно. Хорошо бы иметь свидетеля, который подтвердит… Ах, черт возьми! Папаша Гутр. Какая удача! — Как дела, господин Равинель? — Понемножечку… Очень рад, что вас повстречал… Вы мне как раз нужны… — Чем могу служить? — Моя прачечная совсем обветшала. Того и гляди развалится. Жена мне говорит: «Вот бы тебе посоветоваться с папашей Гутром». — A-а! Это та прачечная, что на краю участка? — Ну да. Ведь у вас найдется минутка? Может, съездим? Ну и по стаканчику муската опрокинем для бодрости. — Понимаете… Мне пора на стройку. — Мускат из Басс-Гулена. Ну как? А по дороге расскажете мне все местные новости. Гутр не заставил себя долго упрашивать и полез в машину. — Разве что на минутку… А то ведь меня ждет Тэлад… Они молча проехали с полкилометра мимо затейливых дачных домиков и остановились у решетчатых ворот, украшенных эмалированной табличкой: «Веселый уголок». Равинель дал продолжительный гудок. — Нет-нет. Не выходите. Жена сейчас откроет. — Но может, она еще не встала, — возразил Гутр. — В такой-то час? Шутите! А тем паче в субботу. Он выжал из себя улыбку и снова загудел. — Ставни еще закрыты! — заметил Гутр. Равинель вышел из машины. — Мирей! Гутр вылез следом за ним. — Может, на рынок пошла? — Вряд ли. Я ведь ее предупредил, что приеду. Я ее всегда предупреждаю, когда есть такая возможность. Равинель открыл ворота. В разрывах низко бегущих облаков нет-нет да и проглядывало голубое небо. — Да-а, осень, последние теплые денечки, — вздохнул Гутр. И добавил: — Ворота у вас ржавеют, господин Равинель. Надо бы по ним основательно пройтись суриком. В почтовом ящике лежала газета. Равинель вынул ее, а вместе с ней и открытку, засунутую уголком в газету. — Моя открытка, — пробормотал он. — Значит, Мирей нет дома. Наверное, к брату поехала. Лишь бы с ним ничего не стряслось! После войны Жермен заметно сдал. Он направился к дому. — Я только сброшу пальто и догоню вас. Дорогу вы знаете. В доме пахло чем-то затхлым, заплесневелым. В коридоре Равинель зажег лампу с абажуром. Абажур этот из розового шелка с кисточками Мирей смастерила сама по модели из журнала «Мода и рукоделие», Гутр все топтался у крыльца. — Ступайте! Ступайте! — крикнул Равинель. — Я вас догоню. Он нарочно задержался на кухне, чтобы Гутр ушел вперед. А тот кричал из сада: — Ну до чего же хорош ваш белый цикорий! У вас счастливая рука! Равинель вышел, оставив дверь открытой. Чтобы успокоиться, он закурил. Гутр подошел к прачечной. Вошел. Равинель остановился посреди аллеи. Судорожно выпустив из носа дым, словно задохнувшись, он замер на месте, не в состоянии сделать ни шагу. — Эй! Господин Равинель! — окликнул его Гутр. Ноги совершенно не повиновались Равинелю. Что лучше сделать — закричать, заплакать, уцепиться за Гутра, разыграв убитого горем? В дверях прачечной показался Гутр. — Скажите, вы уже видели? Равинель поймал себя на том, что бежит бегом. — Что! Что видел? — О-о! Не стоит так расстраиваться. Все в наших руках. Смотрите! Он указал на червоточину в срубе и кончиком складного метра поцарапал по дереву. — Сгнило! Сгнило до самой сердцевины. Придется менять стропила. Равинель, стоявший лицом к ручью, никак не решался взглянуть туда. — Да-да… Вижу… Совершенно сгнило… — невнятно бормотал он. — Там у нас еще мостки… на берегу… Гутр отвернулся, и в этот момент сруб со здоровенными балками медленно закружился перед глазами Равинеля, как спицы колеса. Снова приступ тошноты… «Сейчас упаду в обморок», — подумал он. — Цемент в порядке, — заметил Гутр самым что ни на есть обыденным тоном. — Доска, это верно… Что же вы хотите? Все ведь изнашивается! «Дурак!» Пересилив себя, Равинель посмотрел в воду, и сигарета выпала у него изо рта. В прозрачной воде видны были камешки на дне, ржавый обод от бочки, полегшие травинки и водослив, где ручеек пронизывался светом, прежде чем бежать дальше. Гутр то наклонялся над мостками, то выпрямлялся и снова посматривал на прачечную. Равинель тоже усердно все оглядывал — и поросшее сорняками поле, и ветхие мостки, и почерневшую, засыпанную пеплом печурку, и голый цементный пол, на который два часа назад они положили брезентовый сверток. |