
Онлайн книга «Крещенский апельсин»
– Нет, господин Либид, – ответил Самсон, по детской привычке отправляя за щеку квадратный кусочек шоколадной плитки. – Предполагаю снять квартиру. – Вы намерены служить? – Пока не знаю. Пока что я буду вольнослушателем посещать лекции в университете. – Но ведь уже январь! – изумился элегантный хозяин купе. – С начала лекционного курса прошло полгода! – Все так, – Самсон успел проглотить кусочек шоколадки и, поколебавшись, потянулся за вторым, – но я был болен. Вот и еду в столицу не вовремя. Родители настояли. – Тогда нам следует выпить еще и за ваших умных родителей, – подхватил Эдмунд Федорович и разлил коньяк по стаканам. – Ныне только глупцы не понимают важность высшего образования для своих чад. А по какому ведомству служит ваш батюшка? – По ведомству народного просвещения, – откликнулся с запозданием Самсон, – и в Петербурге у него есть знакомые, они-то и помогли записать меня в университет вольнослушателем. С каждой минутой доброжелательный кареглазый собеседник со смугло-розовым лицом, излучавшим искреннюю заинтересованность и не менявшим свой цвет под влиянием выпитого коньяка, казался Самсону все более приятным. И колоссальное напряжение, не оставлявшее юношу последние полгода, понемногу спадало. Эдмунд Федорович, мужчина немного за тридцать, как нельзя лучше подходил для того, чтобы поделиться с ним горестными переживаниями. – Так вы и экзаменов не сдавали? – деланно изумился попутчик. – Удивительно! Что же вам помешало? Самсон покраснел. – Верно, романтическая история, – предположил господин Либид. – Понимаю. Сам в вашем возрасте увлекался прелестными созданиями. Но так голову не терял. И кто же она, если не секрет? – Ее зовут Эльза, – прошептал Самсон и отхлебнул еще глоток коньяку. – Она была старше меня. И приехала в Казань из Москвы. В моем окружении таких женщин прежде не встречалось. Все в ней было необыкновенным: и ее голос, и глаза, и походка, и даже одежда. Я влюбился безумно. – И ваши родители ничего не замечали? – Замечали, разумеется. – Самсон чувствовал, что язык сам собой выговаривает то, что он таил ото всех. – Но значения не придавали. Забеспокоились только тогда, когда я отказался ехать в Петербург, чтобы поступать в университет. Но посудите сами, сударь, мог ли я хоть на день оставить возлюбленную? Немыслимо! Сколько милых вещичек я у нее вытребовал. Гребень, перчатку, портсигар, флакончик с духами. И если Эльзы не было со мной, я прижимал их к сердцу и чувствовал, как умираю от любви. – Стихи писали, – добавил тихо Эдмунд Федорович. – Да, да, писал! Глаза Самсона загорелись, и его собеседник ясно увидел, что юный друг, тряхнув гривой, золотистой волной спадавшей на воротник, впадает в поэтический транс. – Прочтите, не тушуйтесь… Я ведь все понимаю, сам горел тем же огнем. – Правда? И вы не будете смеяться? – В голосе Самсона звучали вера в благородство нового друга. – Ни в коем случае. – Все понимающий господин откинулся на спинку мягкого дивана и зажег сигару. – У меня их много, даже не знаю, с чего начать. Начну с самого короткого, самого первого. Слушайте. Самсон вздохнул. Расправил плечи и возвел очи горе. Моя возлюбленная Эльза! Я так люблю тебя! Донельзя! – Блестяще, – откликнулся господин Либид с неожиданной серьезностью. – Краткость – сестра таланта. А еще? – Я прочту вам еще четыре строки, они особенно нравились Эльзе. Она всегда просила их читать. И смеялась, и осыпала меня поцелуями… Самсон выдержал паузу, втянул в себя воздух, собрался с силами. Я страсти пламенной взыскую И буду ласк твоих алкать, И бледный призрак в ночь лихую Хочу, как твой скакун, скакать! Завершив декламацию, юный автор смущенно уставился на собеседника. Тот казался полностью погруженным в поэтическое сопереживание – так сосредоточенно и серьезно было его лицо. – Гм, – наконец откликнулся он, – недурственно, весьма и весьма. Теперь я все о вас знаю. – Что «всё»? – Самсон побледнел. – У вас, батенька, настоящий литературный дар, – провозгласил Эдмунд Федорович. – Вы глубоко чувствуете и выражаете даже больше, чем думаете. – Как это? Объясните! – воскликнул юный провинциал. – Объясню, друг мой, только на трезвую голову. – Эдмунд Федорович обворожительно улыбнулся: – Мы ведь теперь друзья. И я вам помогу. Вижу, вам везет в любви. А мне нет. К своему удивлению, Самсон увидел в холеных руках господина Либида колоду карт. – Сыграем в самое простенькое, – предложил хозяин купе, – игра не будет мешать нашей беседе. Самсон сглотнул и уставился на яркие малиновые рубашки карт, веером ложащиеся перед ним. – Вот такого цвета было платье на Эльзе, когда я впервые встретил ее, – сказал он и почувствовал, что к глазам подступают слезы. – И перчатки были тоже малиновые. Как и у госпожи Горбатовой. – А кто это – госпожа Горбатова? – Да вы ее видели, – воскликнул Самсон, – в моем купе. Мы вместе из Москвы едем. Измучился я, глядя на Наталью Аполлоновну, истомился… – Наталья Аполлоновна? – Эдмунд Федорович на миг оторвался от карт. – Редкое сочетание. Одну такую я знал, лет двенадцать назад, актеркой была. Весьма вульгарного пошиба. Да забрюхатела и утопилась в Неве. Только одежонку и нашли. А малиновых перчаток в России знаете сколько? – Догадываюсь, – вздохнул Самсон и понял, что первую партию он проиграл. – Но вернемся к вашей возлюбленной, мой друг, – проникновенно продолжил Эдмунд Федорович после небольшой заминки, вызванной сдачей карт. – Как же ваша безумная любовь разрешилась? – Трагически. – Самсон вздохнул. – Поэтому я и заболел. Полгода из дома не выходил. – Неужели дама вашего сердца погибла? – Хуже. – Самсон шмыгнул носом. – Ну-ну, мой юный друг, не надо так убиваться. – Эдмунд Федорович оторопел. – Давайте-ка еще выпьем, и вы все мне расскажете. Так будет лучше. И вам легче станет. Я и сам когда-то потерял свою возлюбленную. – Вот и я ее потерял! – Самсон залпом проглотил содержимое стакана и поперхнулся. От душевной ли боли, от крепости ли напитка, но на его глаза снова набежали слезы. Однако ему удалось с ними справиться. – Она исчезла! Совсем! И ничего мне не сказала! И я не знаю, жива она или мертва! А между тем мы связаны навеки! Неразрывными узами! – Дорогой мой Самсон, – мягко поправил его господин Либид, – неразрывными считаются узы церковного брака. Да и то иногда разрываются. А у вас… |