
Онлайн книга «Крещенский апельсин»
– Не понравилось, что Ася Лиркина привечала, – смутился Самсон. – Ну и что? – Фалалей потянулся к графинчику. – Эти два голубя давно воркуют. Налить рюмочку ему помешал настойчивый зов Данилы, и оба молодых человека поспешили в сотру дницкую. За столом у окна справа сидел, водрузив на нос очки, Антон Треклесов. Рядом с ним устроилась Ольга Леонардовна. Больше в редакции никого не было. Молодые люди застыли на почтительном отдалении и молча поклонились даме. – Хороши голубчики, – проронила неопределенным тоном госпожа Май. – Сегодня оба останетесь в редакции. – Почему? – в унисон спросили журналисты. – Потому что Ася уволена, а Аля в знак протеста отказывается работать. Объявила забастовку, – пробурчал Треклесов, и оставалось неясным – шутит он или нет. – Я полагаю, Самсон Васильевич, ваш материал не готов? – равнодушно заметила Ольга, изучая бумагу, протянутую ей Треклесовым. – Еще не успел, сегодня напишу. – Вот и садитесь, пишите, – распорядилась госпожа Май и перевела взор на Фалалея. – Позвольте, дорогая Ольга Леонардовна, вам напомнить, – поспешил на помощь стажеру фельетонист, – два дня назад вы велели господину Шалопаеву, для полноты освещения проблемы преступления по страсти, побывать на отпевании замороженной Эльзы. И Братыкину велели туда прибыть. Так что прежде, чем писать, надо добрать материалец. – А вам, я смотрю, не терпится улизнуть куда-нибудь, – осуждающе заявил Треклесов. – Вам, бескрылым бюрократам, не понять души художника, – возразил шутовским тоном Фалалей, – а мы, творцы, мыслим образами. Живыми образами. А если надо, то и мертвыми. – Для вас, господин Черепанов, у меня тоже поручения есть, – бросила Ольга, не реагируя на призывы отпустить сотрудников на заупокойную службу. – Сегодня в два часа, уже скоро, в редакцию явится женщина интересной судьбы. – Как фамилия? – живо откликнулся Фалалей, среди многочисленных добродетелей которого способность мгновенно перескакивать с предмета на предмет занимала не последнее место. – Фамилию не знаю. Она провела молодость в Сибири. Ее осудили по политическим мотивам. – Не мое, – возразил резво Фалалей, – я политикой не занимаюсь. – Погодите, не перебивайте. – Ольга встала и уперлась ладонями в треклесовскую столешницу. – Дама была любовницей самого народовольца Морозова. Понимаете, куда я клоню? – Понимаю, – подхватил Фалалей, – а у Морозова была жена… Но я не понял, где совершился факт измены? В Шлиссельбурге, что ли? – Вот, дружочек, вы и выясните, – ласково предложила Ольга. – И бежать никуда не надо. – Простите, госпожа Май, у меня еще один вопросец. – Фалалей прищурился и закусил верхнюю губу нижними зубами, кривыми и редкими. – Дамочка из бомбисток? – Вроде бы. Что-то говорила о кальции и купоросе, – попыталась припомнить госпожа Май, – но боюсь напутать, в химии я не сильна. – И я не силен! И я! – Фалалей потер ладони. – Но сам вам сейчас такую бомбу представлю, что закачаетесь! – Что за жаргон, милостивый государь? – строго глянул поверх очков Треклесов. – Выбирайте выражения. Вы не в конюшне. – Ах, оставьте ваши благоглупости, Антон Викторович, – замахал на Треклесова обеими руками Фалалей, – вы-то небось уже и денежки жертве приготовили? Ольга Леонардовна резко выпрямилась, в ее глазах сверкнул недобрый огонь. – Выкладывайте! Фалалей приобнял угнетенного Самсона, дружески похлопал его по плечу. Затем плюхнулся на свободный стул и закинул ногу на ногу. – Что бы вы без меня делали, дорогие мои? Да знаете ли вы, что попались на удочку известной мошеннице? Мне Пряхин говорил и другие, что ходит по редакциям одна такая самозванка, зарабатывает деньги на имени Морозова. Еще бы, он своим «Откровением в грозе и буре» всех с копыт сбил! Сорвал с катушек! Сам Священный Синод возроптал! – Я все знаю, – объявила гневно Ольга Леонардовна, ни одним мускулом не выдавая своей промашки, – потому вас и призвала. Женская интуиция меня не подвела. Куда эта негодяйка наведывалась? – «Мир божий», «Божье слово», «Русское богатство», «Вокруг света»… – Антон Викторович, звоните немедленно, – велела госпожа Май и позвала: – Данила! Данила! Старик возник на пороге молниеносно, будто его войлочные опорки приводились в движение невидимыми гермесовыми крылышками. – Вот так и живем, Самсон Васильевич, – завела нравоучительный монолог Ольга, – в окружении преступников и мошенников. Никому не можем доверять. Верно, в провинции нравы чище, и люди не так изъедены пороком… Когда Треклесов опустил трубку на рычаг телефонного аппарата, она прервала свой печальный монолог. – Все истинно, – подтвердил он, – была в «Божьем слове», про купорос и Морозова говорила. – А еще хвасталась, что лекции Менделеева в Москве слушала, – с горечью сообщила Ольга Леонардовна. – Менделеев? В Москве? – Фалалей захохотал. – Ну и фантазия у дамочки! Менделеев там никогда не был! Положительно она мне нравится. Горю нетерпением ее лицезреть! – Хватит паясничать. – Ольга притопнула ногой. – Данила, там на моей половине вещи, я собрала их для этой оборванки, мне не жалко. Но на порог ее не пускай. Вытолкай вместе с вещами взашей. Данила исчез. Фалалей встал и самым серьезным тоном произнес: – Требую вознаграждения. В виде свободы на сегодняшний день. – Неужели так хочется побывать на отпевании? – спросила Ольга. Самсон по ее голосу понял, что ей сейчас неприятно видеть рядом с собой свидетелей ее ошибки. – Не угадали, – ухмыльнулся Фалалей, – надеюсь увидеть в церкви господина Либида… Что-то давненько он не навещал редакцию. – Никак соскучились? – вклинился в разговор Треклесов. – Соскучился. Он всегда вызывает у меня обострение памяти: самые смешные анекдоты вспоминаю. Хотите, расскажу один? «Я тебя умоляю, – говорит жена мужу, – перестань красить усы. – А что, неужели так заметно? – На тебе – нет, но на шее нашей горничной – да!» Все натянуто посмеялись. – Как мне с вами поступить? – с притворной обреченностью вздохнула Ольга. – Три дня до выхода следующего номера, а материалов еще нет. Даю последний шанс. Но не вздумайте преследовать Эдмунда. Полагаете, я не знаю о вашем сговоре? Эдмунд сегодня едет в Думу. Самсон энергично закивал головой в знак согласия. – Ура! – закричал Фалалей, подскочил к госпоже Май и принялся быстро-быстро осыпать поцелуями ее узкую ладонь. Потом отпрянул, рухнул на колени и стал обцеловывать подол ее платья. Смягчившаяся госпожа Май выдернула край подола из его рук и отступила к окну. |