Онлайн книга «Зеленые холмы Калифорнии»
|
Но он умел ограждать меня от этого. Я никогда не находила следов помады, чужих вещей, я просто знала, и все. Знала. Потому что любила. Я не устраивала сцен ревности – зачем? Такова жизнь. Но я страдала, еще как страдала… Однако утешалась тем, что физическая измена – это ерунда… И сама иногда ему изменяла, так, для восстановления справедливости. Ни разу за все годы я не замечала и не чувствовала, что он влюблен в кого-то, и всегда чувствовала и знала, что любит он меня. Натэлла уверяла, что по поведению мужчины в постели можно определить, изменял он тебе или нет. Но я никогда ничего такого не замечала, он всегда был весьма изобретателен в постели. Он был старше меня на пятнадцать лет, но с годами в моем отношении к нему появилось кроме всего прочего еще и что-то материнское – чем бы дитя ни тешилось… А в последние годы я и вовсе успокоилась – ему стало не до баб. Перестройка, конверсия, да и возраст. Помню, мы однажды здорово поссорились. Когда было принято решение о выводе наших войск из Афганистана, он расстроился. Я пришла в негодование. А он кричал: – Да пойми ты, это моя работа, я сделал по их заказу такой комплекс! И его даже не успеют применить! – Но ведь это же смерть для тысяч людей! – А ты что, не знала, чем я занимаюсь? Именно смертью! Всю свою жизнь! – Потом он спохватился, понял что-то: – Лёка, думаешь, я не знаю, что эта война – ужас, преступление и все такое? Сколько наших парней погибло, сколько еще бед она наделает в будущем, эта чертова война, но… Ты разве не замечала, что мы никогда не говорим, что работаем на оборонку, всегда только «на войну»… Он был прекрасным отцом, обожал Ариадну, и это он настоял, чтобы родилась Стаська. – Никаких абортов! Вырастим, воспитаем, вот скоро меня турнут на пенсию, чем прикажешь мне заниматься? Буду внука растить. Или лучше внучку! Да, девочки лучше, их на войну не забирают! А я выращу такую девчонку, чтобы умела за себя постоять! Тобой, Адька, мне некогда было заниматься, зато внучку я возьму на себя! А ты живи, учись, работай, можешь еще и внучка потом подкинуть, я не возражаю! Он же настоял, чтобы Стаську назвали Станиславой, в честь его отца. Сейчас я часто думаю о том, что он вовремя умер. Не дожил до полного краха армии, хоть никогда не был военным, и всей той системы, которой истово служил всю жизнь. В том мире у него было свое место, а в новом он его не нашел бы, превратился бы в жалкого брюзжащего пенсионера. Нет, он просто покончил бы с собой. Мне повезло в жизни, что я встретила такого человека и жила за ним как за каменной стеной. Я еще училась в театральном, и одна девочка с нашего курса пригласила меня к себе послушать записи Вертинского – отец подарил ей магнитофон. Тогда Вертинский был почти забыт. Помню, мы сидели у них на кухне, слушали Вертинского и пили домашнее вино из чайных чашек, на всякий пожарный случай, для маскировки, заедали жирнющим печеньем курабье и курили – разлагались, одним словом. Я совершенно влюбилась в песни Вертинского, особенно меня пленила одна, которую я с тех пор нигде и никогда не слышала. Там были такие упоительные строчки: Вами бредят в Лондоне и Вене, Вами пьян Мадрид и Сан-Суси, Это ваши светлые колени Вдохновили гений Дебюсси. И забыв свой строгий стиль латинский, Перепутав грозные слова, Из-за вас епископ Лотарингский Уронил в причастье кружева… Боже мой, как кружилась голова от этих строк у молоденьких студенток театрального училища… Как хотелось и верилось, что из-за нас тоже будут сходить с ума если не епископы (епископы нас тогда совсем не занимали), но какие-то знаменитые, талантливые, могущественные мужчины… Но главное – европейские столицы. Когда мы слушали эту песню, наверное уже в десятый раз, в дверях вдруг раздался голос: – Так! Это что за образ жизни? Мы обмерли от ужаса. В кухню вошел отец подружки, генерал в штатском, а с ним мужчина помоложе, мы вскочили, я зажала в кулаке окурок, а генерал схватил со стола чашку и отпил глоток. – Гляди, Леонид, как молодежь время проводит, а? Вертинский, вино, сигареты! Этому вас в институте учат? Голос у него был грозный, а в глазах плясали веселые черти. Он и сам был подшофе. – Это ваше счастье, что я тут парней не застал! Леокадия, брось окурок, а то руку сожжешь, дурища! Ну вот что, девки, быстро заметайте следы оргии и собирайте на стол! Мы голодные! Ольга, грей ужин, чтобы к приходу матери все было чинно-благородно. Мы, поняв, что гроза прошла стороной, метнулись выполнять приказание, но я все время чувствовала, что этот Леонид то и дело на меня посматривает. Но он же такой старый! – Лёка, смотри, как он на тебя лупится, – шепнула мне Олька. – Потрясающий мужик, между прочим. – А сколько ему лет? – Тридцать четыре. – Но он же старик! – Много ты понимаешь! Мужчина в самом соку! Почему-то от ее слов меня бросило в жар. Потом мы вчетвером ужинали, и Леонид вызвался меня проводить. Я была жутко смущена, но в то же время мне это польстило. Олька успела нашептать, что он очень крупная шишка для своего возраста, без пяти минут доктор наук и еще, что он вдовец. У него была бежевая «Волга». Это меня добило. Самое смешное, что он тоже был смущен. – Куда вас отвезти, Леокадия? – До ближайшего метро. А то мне далеко. – Нет уж, я вас до дома довезу. Вы где живете? – В Черемушках. – Значит, едем в Черемушки. Какое у вас имя красивое – Леокадия. Никогда не встречал девушек с таким именем. Только по радио слыхал – Леокадия Масленникова, певица такая есть. Знаете? – Знаю. – А вы, значит, актрисой быть собираетесь? – Да. – У вас получится. Вы красивая, и голос у вас… – Этого еще мало. – Ну и талант, наверное, есть, если приняли в институт… – Этого тоже еще мало. – А что же еще нужно? Блат? – Нет, везенье. – А вы разве невезучая? – Да нет, не сказала бы… – А парень у вас есть? Хотя что я спрашиваю, еще бы… такая девушка… И что-то в его голосе было такое, что я испугалась. Что-то такое, что бывает раз в жизни… так мне тогда показалось. И я почему-то ответила: – Нет, парня у меня нет. Был и сплыл. – А сколько вам лет, Леокадия? – Девятнадцать. – Ох, грехи наши тяжкие, – засмеялся он. – Какие грехи? |