Книга Сельский священник, страница 60 – Оноре де Бальзак

— Их пятеро! — воскликнул кюре, успевший сосчитать седоков.

— Пятеро! — отозвался Жерар. — Как будто пятеро знают больше, чем двое?

— Ах! — вскрикнула г-жа Граслен, схватив кюре за руку. — С ними главный прокурор! Зачем он приехал сюда?

— И дедушка Гростет! — закричал маленький Граслен.

— Сударыня, — сказал кюре, поддержав г-жу Граслен и отведя ее в сторону, — найдите в себе мужество, будьте достойны самой себя!

— Чего он хочет? — повторяла она, опираясь на балюстраду. — Матушка!

Старуха Совиа бросилась к дочери с живостью, несвойственной ее возрасту.

— Я снова увижу его, — сказала Вероника.

— Раз он приехал с господином Гростетом, — сказал кюре, — то, несомненно, у него добрые намерения.

— Ах, сударь! Моя дочь умрет! — воскликнула матушка Совиа, увидев, какое впечатление произвели на дочь эти слова. — Может ли человеческое сердце вынести такие жестокие волнения? Господин Гростет все время не давал ему увидеться с Вероникой.

Лицо г-жи Граслен пылало.

— Итак, вы его ненавидите? — спросил аббат Бонне у своей духовной дочери.

— Она уехала из Лиможа, чтобы не посвящать в свою тайну весь город, — сказала матушка Совиа, в испуге глядя, как быстро менялось и без того искаженное лицо г-жи Граслен.

— Разве вы не видите, что он отравляет последние оставшиеся мне часы? Я должна думать только о небе, а он словно гвоздями прибивает меня к земле! — крикнула Вероника.

Кюре взял г-жу Граслен под руку и повел ее за собой; когда они остались вдвоем, он устремил на нее свой кроткий взгляд, которым успокаивал самые сильные душевные бури.

— Если это так, — сказал он, — приказываю вам как ваш духовник принять его, быть с ним ласковой и приветливой, сбросить с себя бремя гнева и простить его, как бог простит вас. Значит, живут еще остатки страсти в душе, которая, казалось мне, очистилась от скверны. Сожгите это последнее зерно ладана на алтаре покаяния, не то все в вас останется ложью.

— Мне суждено было сделать еще и это усилие, теперь оно сделано, — ответила она, утирая слезы. — Дьявол таился в этом уголке моего сердца; я знаю, бог вложил в сердце господина Гранвиля мысль приехать сюда. Доколе будет господь разить меня? — воскликнула она.

Она остановилась, чтобы мысленно произнести молитву, и, вернувшись к матери, тихонько сказала ей:

— Дорогая матушка, будьте ласковы и добры с господином главным прокурором.

Старая овернка содрогнулась от ужаса.

— Надежды больше нет, — прошептала она, схватив священника за руку.

В это время раздалось щелканье бича, и коляска, преодолев подъем, въехала через открытые ворота во двор; приезжие тут же направились к террасе. То были прославленный архиепископ Дютейль, прибывший в Лимож, чтобы посвятить в сан монсеньера Габриэля де Растиньяка, главный прокурор, Гростет и г-н Рубо, шедший об руку с одним из самых знаменитых парижских врачей, Орасом Бьяншоном.

— Добро пожаловать, — сказала Вероника гостям. — А вам я особенно рада, — добавила она, пожимая руку главному прокурору.

Изумление г-на Гростета, архиепископа и матушки Совиа было так велико, что им изменила обычная сдержанность, присущая старикам. Все трое переглянулись...

— Я рассчитывал на заступничество монсеньера и моего друга господина Гростета, — отвечал г-н де Гранвиль, — чтобы вымолить у вас доброжелательный прием. Я горевал бы до конца своих дней, если бы не увидел вас.

— Благодарю того, кто привел вас сюда, — сказала Вероника, глядя на графа де Гранвиля впервые за последние пятнадцать лет. — Я долго питала к вам недобрые чувства, но теперь поняла, что была несправедлива, и вы узнаете, почему, если останетесь в Монтеньяке до послезавтра. Господин Бьяншон, — продолжала она, здороваясь с Орасом Бьяншоном, — несомненно, подтвердит мои опасения. Сам бог послал вас, монсеньер, — сказала она, склоняясь перед архиепископом. — Во имя старой дружбы вы не откажетесь напутствовать меня в последние минуты. Какой милости я обязана тем, что собрались вокруг меня все, кто любил и поддерживал меня всю жизнь?

При слове любил она с прелестной улыбкой посмотрела на г-на де Гранвиля, которого до слез тронуло это проявление дружбы. Глубокое молчание царило при встрече. Оба врача, догадываясь о муках, которые терпела Вероника, мысленно спрашивали себя, каким чудом держится эта женщина на ногах. Остальные три гостя были так испуганы страшной переменой в облике Вероники, что могли выражать свои мысли только взглядами.

— Позвольте мне, — сказала она с обычной своей милой манерой, — удалиться вместе с двумя этими господами. Дело не терпит отлагательства.

Она улыбнулась гостям и, опираясь на руки обоих врачей, направилась к замку неверной, медленной походкой, которая предвещала близкую катастрофу.

— Господин Бонне, — сказал архиепископ, глядя на кюре, — вы сотворили чудеса.

— Не я, а бог, монсеньер, — возразил кюре.

— Говорили, что она умирает, — сказал г-н Гростет, — но она мертва, остался один дух...

— Душа, — поправил Жерар.

— Она всегда неизменна! — воскликнул главный прокурор.

— Она подобна стоикам античных времен, — заметил воспитатель.

Все молча прошлись вдоль балюстрады, рассматривая окрестный пейзаж, освещенный красными отблесками вечерней зари.

— Для меня, видевшего эти места тринадцать лет назад, — сказал архиепископ, указывая на плодородные равнины, на долину и горы Монтеньяка, — все это кажется таким же чудом, как то, чему мы были сейчас свидетелями: почему вы позволили госпоже Граслен подняться? Ей следовало лежать.

— Она лежала, — ответила матушка Совиа. — Но, проведя в постели десять дней, она захотела встать и последний раз осмотреть поместье.

— Я понимаю, что ей хотелось попрощаться с делом своей жизни, — сказал г-н де Гранвиль, — но она могла умереть здесь, на террасе.

— Господин Рубо советовал нам не спорить с ней, — возразила матушка Совиа.

— Какое чудо! — снова воскликнул архиепископ, который не мог оторвать глаз от равнины. — Она возделала пустыню! Но мы знаем, сударь, — добавил он, обращаясь к Жерару, — как много заложено тут ваших знаний и трудов.

— Мы все были только ее рабочими, — заметил мэр. — Да, мы были только руками, мыслью была она!

Матушка Совиа оставила гостей, чтобы узнать о решении парижского врача.

— Нам понадобится героизм, чтобы присутствовать при ее смерти, — сказал главный прокурор архиепископу и кюре.

— Да, — откликнулся г-н Гростет, — но для такого друга надо идти на все.

Обуреваемые мрачными мыслями, они молча ходили взад и вперед по террасе; в это время к ним подошли два фермера г-жи Граслен, которых послали снедаемые горьким нетерпением жители деревни, чтобы узнать приговор, вынесенный парижским врачом.