Книга Великое избaвление, страница 34 – Элизабет Джордж

Женщина больше соответствовала его представлению о полицейских. Невысокая, плотного телосложения, эдакая урна на ножках. Мятый и запачканный костюм плохо сидит на ее фигуре, да и цвет совсем ей не к лицу. Небесно-голубой прекрасен, но только не на тебе, пышечка. Желтая блуза подчеркивает нездоровую бледность да и в юбку заправлена неаккуратно. А на ногах! Ладно, практичные прогулочные ботинки в самый раз для полицейского, но голубые колготки под цвет костюма?! Господи, ну и страшилище! Даже жалко бедняжку. Найджел укоризненно покачал головой и поднялся с места.

Подойдя к их столику, он начал разговор без лишних церемоний:

– Скотленд-Ярд? Про Эзру слыхали? «Может, и не слыхал, но сейчас услышу», – подумал Линли, поднимая голову. Новый собеседник стоял перед ним со стаканом в руке, уверенно дожидаясь приглашения за их столик. Сержант Хейверс привычным жестом извлекла блокнот, и Парриш, сочтя это жестом гостеприимства, выдвинул стул и присоединился к компании.

– Найджел Парриш, – представился он. Органист, припомнил Линли. На вид Парришу было за сорок, возраст облагородил его лицо: поредевшие темные волосы с сединой на висках были зачесаны наверх, открывая высокий лоб; прямой, хорошей лепки нос придавал лицу значительность, крепкая челюсть и подбородок свидетельствовали о сильной воле. Стройный, невысокого роста. Наружность замечательная, хоть красивым его и не назовешь.

– Эзра? – повторил Линли.

Темные глаза Парриша обежали всех присутствовавших в пабе, словно он кого-то ждал.

– Фармингтон. Местный художник. Каждой деревне полагается свой художник, поэт или писатель, верно? По-моему, исключений почти не бывает. – Парриш пожал узкими плечами. – Эзра – наш представитель в мире искусства. Рисует акварелью, изредка маслом. Не так уж и плохо. Даже сумел продать кое-что в лондонской галерее. Раньше приезжал сюда каждый год на месяц-другой, но теперь он – один из нас. – С улыбочкой Эзра отхлебнул свой напиток. – Эзра, миляга Эзра, – пробормотал он.

Линли не хотел уподобляться рыбе на крючке.

– Так что вы хотите сообщить нам об Эзре Фармингтоне, мистер Парриш?

Парриш вздрогнул, он явно не ожидал столь прямого подхода к делу.

– Начнем с того, что Эзра – наш деревенский Лотарио; но главное, вам следует знать о том, что произошло на ферме у Тейсов.

Романтические порывы Эзры нисколько не интересовали Линли, даже если Парриш находил их весьма занимательными.

– Что же произошло на ферме у Тейсов? – настойчиво спросил он, оставляя в стороне другую намеченную Парришем тему.

– Ну… – Тут Парриш обнаружил, что его стакан пуст, и это заметно охладило пыл рассказчика.

– Сержант, – негромко проговорил Линли, не отводя взгляда от собеседника, – принесите мистеру Парришу еще…

– «Курвуазье», – с улыбкой подсказал Парриш.

– И мне тоже.

Хейверс покорно поднялась из-за стола.

– А ей ничего? – озабоченно сморщил лицо Найджел.

– Она не пьет.

– Бедняжка! – Парриш вознаградил вернувшуюся с рюмками в руках Барбару жалостливой улыбкой, отпил глоточек коньяку и вернулся к своему повествованию. – Видите ли, – он доверительно склонился к Линли, – там разыгралась довольно мерзкая сцена. Я знаю об этом только потому, что как раз оказался поблизости. Из-за Усишки.

– Музыкальный пес, – подхватил Линли.

– Пардон?

– Отец Харт говорил нам, что Усишки приходил послушать, как вы играете на органе.

Парриш расхохотался.

– Да уж, черт побери! Я себе пальцы до кости сиер, репетируя, а единственный слушатель – фермерский пес. – Органист делал вид, будто его крайне забавляет эта ситуация, но Линли понимал, что беззаботность и добродушие Парриша – лишь притворство, что тот старательно скрывает годами копившуюся горечь, а потому и изображает эдакого рубаху-парня.

– Стало быть, вы слышали, – продолжал Парриш, вертя в руках рюмку и наслаждаясь игрой цветовых бликов. – С точки зрения музыкальной культуры эта деревня – просто Сахара. По правде сказать, я играю по воскресеньям в церкви Святой Екатерины только для собственного удовольствия. Тут никто фугу от скерцо не отличит. Известно ли вам, что в Святой Екатерине стоит лучший орган Йоркшира? Как вам это нравится? Ватикан, наверное, специально купил его, чтобы поощрить келдейлских католиков. Я-то сам принадлежу к англиканской церкви.

– А Фармингтои? – уточнил Линли.

– Эзра? Ззра, по-моему, вообще не религиозен. – Тут он заметил хмурое выражение лица Линли и поспешил исправиться: – Или вы напоминаете мне, что я собирался рассказать об Эзре?

– Вы угадали, мистер Парриш.

– Эзра. – Парриш все с той же улыбкой отпил глоточек, ища то ли бодрости, то ли утешения. Он понизил голос, и на миг проступил тщательно скрываемый им истинный облик, задумчивый и сумрачный. Но возможность посплетничать тут же его развеселила. – Так, милые мои, давайте припомним. Это было примерно месяц назад. Уильям Тейс вышиб Эзру со своей земли.

– Он вторгся в частные владения?

– Вот именно. Если послушать Эзру, так он имеет «право художника» бродить всюду, где ему вздумается. Именно повсюду. Он, видите ли, изучает освещение болота Хай-Келмур. Нечто вроде эксперимента с Руанским собором – пытается изображать его каждые пятнадцать минут при новом освещении.

– Я знаю картины Моне.

– Стало быть, вы понимаете, о чем я говорю. Единственный или, во всяком случае, самый короткий путь в Хай-Келмур – через лес позади фермы Гемблер. А путь в лес…

– Идет через земли Тейса, – подхватил Линли.

– Вот именно. Я брел по тропинке в компании с Усишки. Он, как обычно, навестил меня, и мне показалось, что старику уже поздно возвращаться домой в одиночестве. Я решил проводить его. Понадеялся, что наша милашка Стефа отвезет его в своей «мини», но ее и след простыл, так что мне пришлось самому отправляться на своих старых больных ногах.

– У вас нет машины?

– Сколько-нибудь надежной на ходу нет. Итак, я добрался до фермы, и вот они, голубчики, – прямо на дороге, и, надо сказать, столь славного скандальчика я еще в жизни не видел. Уильям в исподнем…

– В чем именно?

– В пижаме, инспектор. Или в халате? – Парриш прищурился на потолок, ища ответа на вопрос. – Да, в халате. Я еще подумал: «Господи, какие же у Уильяма волосатые ноги». Горилла, да и только.

– Ясно.

– Эзра стоял перед ним, орал, потрясал кулаком и богохульствовал так, что у бедного набожного Уильяма волосы дыбом встали. Пес тут же принял участие в деле и выдрал клок из штанов Эзры. Пока он занимался штанами, Уильям разорвал на куски три акварели, над которыми Эзра так трясется, а папку с остальными рисунками швырнул прямо в грязь. Это было ужасно. – Парриш уставился в стакан, печальным голосом завершая свою историю, но тут же поднял глаза, по выражению которых слушатели догадались, что Эзра давно напрашивался на такое обращение.