Книга Картина без Иосифа, страница 19 – Элизабет Джордж

— Не пойду, если у тебя из-за этого будут неприятности с мамой.

— Ладно, все в порядке.

Он втиснул свое долговязое тело в окно и нарочно не стал закрывать раму.

— Я думал, ты уже спишь. Все глядел на окна.

— А я приняла тебя за грабителя.

— Почему сидишь в темноте? Она потупилась.

— Боюсь зажигать свет. Когда одна. — Взяв у него конверт, она с восторгом взглянула на адрес. На нем было написано твердой рукой: «Мистеру Нику Уэру, эск., ферма Скелшоу». — Она повернула лицо к Нику. — Я рада, что он ответил. Просто не верилось.

— Помню. Поэтому мне и захотелось тебе показать. — Он откинул волосы с лица и огляделся по сторонам. Мэгги замерла от ужаса. Сейчас он заметит ее игрушечных зверей и кукол, сидящих в соломенном кресле. Потом подойдет к книжному шкафу и увидит ее любимые детские книжки, с которыми ей не хотелось расставаться. Решит, что она совсем еще маленькая, и перестанет с ней гулять. Может, вообще не захочет ее знать. Как она не подумала об этом, прежде чем его впустить?

— Я никогда еще не был в твоей спальне, — сказал он. — Тут очень симпатично, Мэг.

Ее опасения улетучились. Она улыбнулась:

— Угу.

— Ямочка, — сказал он и дотронулся пальцем до маленькой ямки на ее щеке. — Она очень милая, когда ты улыбаешься. — Он неуверенно взял ее за плечо. Даже сквозь пуловер Мэг почувствовала, какие у него холодные пальцы.

— Ты весь ледяной, — сказала она.

— Холодно ведь.

Она остро сознавала, что оказалась в темноте на запретной территории. Спальня сделалась меньше, теперь, когда стоял он в ней, и она понимала, что должна отвести его вниз и выпустить в дверь. Вот только сейчас, когда он был рядом с ней, ей не хотелось, чтобы он уходил, не дав ей какого-нибудь знака, что он по-прежнему с ней, несмотря на все, что случилось в их жизни с прошлого октября. Ей было мало его слов, что ему нравится ее улыбка, мало того, что он дотронулся до ямочки на ее щеке.

Людям всегда нравятся детские улыбки, так все говорят. А ведь она уже не ребенок.

— Когда вернется твоя мама? — спросил он.

В любую минуту! Ведь был уже десятый час. Но, скажи она правду, он бы моментально ушел. Возможно, ради ее же блага, чтобы оградить ее от неприятностей, но все равно бы ушел. И она ответила:

— Не знаю. Она уехала с мистером Шефердом. Ник знал про маму и мистера Шеферда, так что

понял, что это значит. Теперь дело было за ним.

Она хотела было закрыть окно, но его рука все еще лежала на ее плече, и он мог легко ее остановить. Он не был грубым. Ему это и не требовалось. Он просто поцеловал ее, пошевелив языком возле ее губ, и ей это понравилось.

— Значит, она еще немного задержится. — Его губы прикоснулись к ее шее, отчего у нее побежали мурашки. — Она достаточно регулярно получает свое.

Совесть велела защитить маму от интерпретации Ником деревенских сплетен, но мурашки бежали по ее рукам и ногам всякий раз, когда он целовал ее, и она обо всем забывала. Но она все-таки собралась с духом, чтобы дать твердый ответ, когда его рука оказалась на ее груди и его пальцы принялись играть с ее соском. Он осторожно теребил его, пока она не зашлась от невыносимого наслаждения и нахлынувшего жара. Он подождал немного и начал все сначала. Ей было так хорошо. Ей было невыразимо хорошо.

Она понимала, что следовало бы поговорить о маме, попытаться объяснить. Но она не могла удержать эту мысль дольше мгновения, когда пальцы

Ника отпускали ее. Как только они принимались дразнить ее снова, у нее пропадало желание затевать дискуссии, которые могли все испортить. Ведь у них снова все было хорошо.

— Теперь мы с мамой лучше поймем друг друга, — наконец произнесла она каким-то чужим голосом и ощутила, как он улыбнулся возле ее губ. Он был умным парнем и, возможно, не поверил ей в этот момент.

— Мне так не хватало тебя, — прошептал он и крепко прижал к себе. — Господи, Мэг. Сделай что-нибудь такое.

Она поняла, о чем он просит. И хотела это сделать. Хотела снова почувствовать это сквозь джинсы, какое оно жесткое и большое. Она положила туда ладонь. Ник взял ее пальцы и провел ими вверх, вниз и вокруг.

— Господи, — прошептал он. — Господи, Мэг. Его дыхание сделалось шумным. Он стащил с нее пуловер. Она кожей ощутила дуновение ночного ветра. А потом не чувствовала ничего, лишь его руки на своей груди и губы, когда он ее целовал.

Она растаяла. Она поплыла. Ей уже не принадлежали пальцы, лежащие на джинсах. Это не она расстегнула молнию. Не она раздела его.

— Постой, Мэг, — сказал он. — Вдруг сейчас вернется твоя мать.

Она остановила его поцелуем. Она ласкала его сладкую, налившуюся плоть, а он помогал ее пальцам гладить его упругие сливы. Он стонал, его руки уже залезли ей под юбку и чертили жаркие круги между ее ногами.

Потом они вместе оказались на кровати, тело Ника, словно бледный росток, лежало наверху, на ней, а ее собственное было готово, бедра приподняты, ноги раздвинуты. Она забыла обо всем на свете.

— Скажи, когда надо остановиться, — пробормотал он. — Мэгги, ладно? Сейчас мы ничего не будем делать. Просто скажи, когда остановиться. — Он приложил это к ней. Потерся о нее. Сначала кончиком, потом всей длиной. — Скажи, когда остановиться.

Еще немножко. Еще чуточку. Ведь это не будет таким уж ужасным грехом. Она прижималась к нему все сильней.

— Мэгги. Мэг, тебе не кажется, что пора остановиться?

Она все сильнее и сильнее прижимала к себе это рукой.

— Мэг, правда. Я не могу удержаться. Она прижалась губами к его губам.

— Если твоя мама вернется… Она медленно вращала бедрами.

— Мэгги. Мы не… — Он вошел в нее.

Дрянь, думала она. Дрянь, шлюха, гулящая девка. Она лежала на кровати и смотрела в потолок. Ее глаза были затуманены, слезы текли по вискам, огибали уши.

Я ничтожество, думала она. Я шлюха. Я гулящая. Я готова делать это с любым. Пока что это Ник. Но если какой-то другой парень захочет сделать то же самое, я, пожалуй, позволю. Я шлюха. Шлюха.

Она села и перекинула ноги через край кровати. Оглядела комнату. Слон Бозо смотрел на нее, как всегда, с удивлением, но сегодня ночью в нем появилось что-то новое. Несомненно, разочарование. Она унизила его. Но еще больше унизила себя.

Она слезла с кровати, встала на колени и сложила руки, вымаливая прощение.

— Прости меня, Господи, — шептала она. — Господи, я не хотела. Я просто подумала: если он меня поцелует, значит, у нас с ним все по-прежнему хорошо, несмотря на мое обещание маме. Вот только он целовал меня так, что мне не хотелось, чтобы он останавливался и еще кое-что делал. Мне все это нравилось. Я хотела, чтобы он делал еще и еще. Я знала, что это неправильно. Знала. Знала. Но ничего не могла с собой поделать. Прости меня, Господи. Больше этого не повторится. Прости.