Книга Предатель памяти, страница 127 – Элизабет Джордж

Ричард внезапно замолчал. Он встал, и Джил подумала, что, доведенный до предела душевных сил необходимостью беседовать о своей бывшей жене — «моей жене», по его собственному выражению, — он хочет попросить полицейского уйти. Но он сказал совсем другое:

— Да, а как насчет Вольф? Может, Юджиния беспокоилась из-за нее? Она тоже должна была получить письмо об освобождении немки. Возможно, она испугалась. Юджиния свидетельствовала против нее на суде и теперь могла вообразить, что Вольф захочет отомстить. Вы не думаете, что это возможно?

— Но вам она ничего такого не говорила?

— Нет. А вот ему, этому Уайли… Он же был там, рядом с ней, в Хенли. Если Юджиния нуждалась в защите или хотя бы ощущении безопасности, знании, что рядом с ней кто-то есть, то первым делом она обратилась бы к нему. Не ко мне. А если так оно и было, то ей пришлось бы объяснить ему, от кого и почему ей требуется защита.

Линли кивнул и задумчиво произнес:

— Да, такое вполне возможно. Майора Уайли не было в Англии, когда убили вашу дочь, мистер Дэвис. Он сообщил нам об этом.

— Так вы знаете, где сейчас находится Катя Вольф? — спросил Ричард.

— Да, мы нашли ее.

Линли захлопнул блокнот и поднялся, поблагодарив их за уделенное ему время.

Ричард торопливо заговорил, как будто не желал, чтобы полицейский уходил, оставляя их одних (что бы ни означало это «одних»):

— У нее могут быть причины для мести, инспектор.

Линли убрал блокнот в карман.

— Вы ведь тоже давали показания против Вольф, мистер Дэвис?

— Да. Почти все наши показания были против нее.

— Тогда проявляйте максимум осторожности, пока мы все не выясним.

Джил увидела, что Ричард сглотнул. Он произнес:

— Конечно. Постараюсь.

Кивнув им обоим, Линли ушел. Джил вдруг испугалась. Она воскликнула:

— Ричард! Ты же не думаешь… Что, если ее убила та женщина? Если она выследила Юджинию, то может и… Ты тоже подвергаешься опасности.

— Джил, все в порядке.

— Как ты можешь так говорить, ведь Юджиния мертва!

Ричард подошел к ней.

— Пожалуйста, не волнуйся. Ничего не случится. Все будет хорошо.

— Но обещай мне, что ты будешь осторожен. Ты должен внимательно следить… Обещай мне.

— Да. Хорошо. Обещаю. — Он прикоснулся к ее щеке. — Господи, ты же белая как призрак! Ты не волнуешься?

— Конечно, волнуюсь. Он же сказал, что ты…

— Не надо. Мы и так слишком долго обо всем этом говорили. Я отвезу тебя домой. Сегодня никаких споров, ладно? — Он помог ей встать на ноги, говоря: — Ты сказала ему неправду, Джил. По крайней мере, неполную правду. Я не стал ничего говорить при инспекторе, но теперь хотел бы внести поправку.

Джил сунула ноутбук в сумку и, застегивая молнию, посмотрела на Ричарда.

— Какую поправку?

— Ты сказала, что всю свою жизнь я отдал Гидеону.

— А, это.

— Да, это. Когда-то эти слова были абсолютно верными. Даже год назад они были чистой правдой. Но не сейчас. Да, Гидеон всегда будет для меня важен. Разве может быть иначе? Он мой сын. И он был центром моего мира двадцать с лишним лет, а теперь это не так. В моей жизни появилась ты.

Он подал ей пальто. Она скользнула руками в рукава и повернулась к нему.

— Значит, ты счастлив? Счастлив, что мы вместе, что у нас будет ребенок?

— Счастлив? — Одну руку он положил на холм ее живота. — Если бы я мог влезть внутрь тебя и свернуться клубочком рядом с маленькой Карой, я бы сделал это. Только так мы смогли бы стать ближе, чем сейчас.

— Спасибо, — сказала Джил и поцеловала его, подняв лицо навстречу его лицу, приоткрыв губы, чувствуя его язык и испытывая ответный дар желания.

«Кэтрин, — думала она. — Ее зовут Кэтрин». Но поцеловала она Ричарда жадно и с чувством и даже смутилась: нельзя же носить такой здоровый живот и по-прежнему хотеть секса. И вдруг ее охватило такое возбуждение, что жар внутри ее тела превратился в боль.

— Займемся любовью, — пробормотала она, не отрывая рта от его губ.

— Здесь? — спросил он. — На моей узкой кровати?

— Нет. Дома. В Шепердс-Буше. Поехали. Люби меня, дорогой.

— Хм.

Он нащупал под одеждой ее соски и нежно сжал их. Джил вздохнула. Он сжал сильнее, и она почувствовала, как ее тело в области гениталий в ответ вспыхнуло огнем.

— Пожалуйста, — шептала она, — Ричард… Боже!

Ричард усмехнулся.

— Ты уверена, что хочешь именно этого?

— Я умираю от желания.

— Нет, этого мы допустить не можем. — Он отпустил ее, положил ладони ей на плечи, всмотрелся в ее лицо. — Но ты выглядишь совершенно измученной.

Сердце Джил стукнуло и полетело вниз.

— Ричард…

Он не дал ей договорить:

— Поэтому пообещай мне, что после ты отправишься спать и не откроешь глаза как минимум десять часов. Договорились?

Любовь — или то, что она принимала за любовь, — затопила ее. Она улыбнулась.

— Тогда немедленно вези меня домой и делай со мной что хочешь. А иначе я не отвечаю за сохранность твоей узкой кровати.

Бывают такие моменты, когда нужно действовать, повинуясь инстинкту. Констебль Уинстон Нката видел это довольно часто, когда работал в компании с тем или иным инспектором, и ту же склонность начинал ощущать и в себе.

После посещения салона Ясмин Эдвардс его не отпускало какое-то беспокойство. Оно подсказывало, что Ясмин рассказала ему не все. Поэтому он поставил машину на Кеннингтон-Парк-Роуд и откинулся в кресле с пирожками с телятиной в одной руке и картонкой соуса в другой. Мама, как всегда, держит его ужин на плите, но кто знает, когда еще он сможет приступить к фаршированной курице, обещанной ею на ужин? Пока же нужно было чем-то успокоить голодное урчание в желудке.

Он жевал, не отрывая глаз от запотевших окон прачечной Крашлис, расположенной на другой стороне улицы в трех домах от того места, где он припарковался. Незадолго до этого констебль прошелся мимо прачечной и успел заглянуть внутрь, когда дверь распахнулась: в глубине помещения, окутанная клубами пара, большая как жизнь, работала над гладильной доской Катя Вольф.

— Она сегодня на месте? — спросил он управляющую прачечной, которой позвонил сразу после разговора с Ясмин. — Это обычная проверка. Не нужно говорить ей, что я звонил.

— Угу, — ответила Бетти Крашлис сигаретой во рту, судя по дикции. — Соизволила явиться наконец-то.

— Рад это слышать.

— А я-то как рада!