Онлайн книга «Свет вечный»
– Мы уже поделили, как видите, – сказал он полякам, – Верхнюю Силезию между собой. Корыбуту достанется Гливице, таборитам Бедржиха – Немча и что там еще только вырвут у епископа. Княжество опольское, понятное дело, тоже должно что-то поиметь. Причем много. Я хочу намысловские земли, Ключборк, Рыбник и Пшчину. И половину Бытома, ту, которую сейчас держит тот гребаный крестоносец, Конрад Белый, самый младший братик епископа. Пограничные столбы, как мне обещали, будут передвинуты в пользу победителей. Ну, тогда давайте побеждать и передвигать! – Может, завтра, – возразил Миколай Корнич Сестшенец. – Потому что я так объелся обпился, что не встать. – А послезавтра нам в дорогу, – заявил Спитек из Мельштына. – Не так ли, пан Бедржих? Пан Рейневан? Нам ведь вместе путешествовать. Рейневан посмотрел на Бедржиха, вопросительно поднял брови. Проповедник вздохнул. – Мы поедем назад под Ратибор, – сказал он. – А оттуда на краковский тракт. – Краковский тракт, говоришь. В Польшу, значит? – Посмотрим. – Ты, Рейневан, все время насупленный, – обратил внимание уже красный от вина Волошек. – Сейчас Пасха, День Воскресения Господнего. Весна, изменения в природе, изменения в политике, Новое приходит, Старое уходит, lux perpetua тьму разгоняет, Добро пробеждает, Зло бежит, сила боится. Ангелы радуются, поют под небеса, Gloria, Gloria in excelsis, [152] борзая ощенилась, а самая красивая из придворных супруги княжны дала наконец себя потрахать. Короче, радуется тело, радуется душа, радуйтесь tandem [153] все заодно, радуйся и ты, Рейневан. Радуйся, черт возьми. Пей, давай чекнемся. И говори, что тебя гложет, студент. Рейневан рассказал, что его гложет. – Инквизиция похитила у тебя девку? – нахмурил брови князь. – Гжегож Гейнче опустился до хищения? Не могу поверить. Если б епископ Конрад, тот ни перед чем не останавливается… Но Грегориус? Наш дружбан из Каролинума? Хм, времена меняются, люди тоже. Слушай, брат, ты же меня поддержал, помог принять решение. Вот и я тебе помогу. У меня есть источники информации, есть свои люди, удивился бы епископ, если бы знал, насколько близки ему, удивился бы и Гейнче. Ютта де Апольда, говоришь? Прикажу, чтобы навострили уши на это имя. В конце концов, кто-то на след выйдет, все-таки надолго ничего нельзя спрятать, правильно говорит пословица: quicquid nix celat, solit calor omne revelat. [154] – Святая правда, – подтвердил, странно улыбаясь, Бедржих из Стражницы. * * * Выступать на заре стало уже традицией миссии, и этот раз тоже не стал исключением. Не успело солнце в полной мере подняться над туманом, они были уже далеко от Глогувека и быстро направлялись на восток. Вскоре добрались до распутья. – Бедржих? Куда теперь? – спросил с невинной миной демерит. – На Ратибор. А оттуда краковским трактом на Затор. Я ж говорил. – Мы знаем то, что ты говорил вчера. Я спрашиваю, куда едем сегодня? – Не перегибай палку, Шарлей. Итак, они ехали на Ратибор, к краковскому тракту. Их отряд стал больше на двух польских рыцарей и их оруженосцев. А вокруг весна разошлась вовсю. – Господин Рейневан? – Слушаю вас, пан из Мельштына. – Вы немец… – Я не немец. Я силезец. – Значит, вы не чех, – подвел итог Спитек. – Что же в таком случае вас привлекает в учении Гуса? Как получилось, что вы стали на их сторону? – Шла борьба добра со злом. Когда пришлось выбирать, когда я был обязан выбирать, я выбрал добро. – Обязан? Можно ведь было не становиться ни на одну из сторон. – Быть нейтральным в борьбе добра со злом – это принять сторону зла. – Слушай внимательно, Миколай, – обратился ко второму рыцарю Спитек из Мельштына. – Слушай, что он говорит. – Да слушаю, – подтвердил Сестшенец. – Но также слушаю слухи. А о тебе слухи ходят, что ты магией занимаешься, господин из Белявы. Что ты чародей. – Никто другой, – ответил спокойно Рейневан, – а трое волхвов первыми приветствовали Иисуса в Вифлиеме. Поднося ему миро, ладан и золото. – Ты скажи это Инквизиции. – Инквизиция это знает. – Может, – вмешался Спитек из Мельштына, – сменим тему.
– Очень ловко вы поделили между собой Верхнюю Силезию, – иронично заметил Сестшенец. – Ловко, бойко и с размахом. Табор, Волошек, Корыбутович уже и шкуру медведя поделили. А где интерес Польской Короны? – Так уж за этот интерес у вас душа болит? – с не меньшей иронией спросил Бедржих. – Так уж о нем заботитесь? – Трудно будет реализовать ваши замыслы, если Польша их не поддержит. Будут ли польские интересы поддерживаться? – Трудно определить, – согласился Бедржих. – Потому что с Польшей та же проблема, что и всегда: неизвестно, что это и кто это. Ягелло? Сыновья Ягеллы? Сонька Гольшанская? Витольд? Епископ Збышко Олесницкий? Шафранцы? В Польше каждый, кто у власти, имеет свои собственные, частные интересы и неизменно собственный интерес называет благом отчизны, так у вас извечно было, и так во веки веков будет. Вы спрашиваете, пан Корнич, где интерес Польской Короны. А я спрашиваю: чей именно интерес вы имеете ввиду? Сестшенец фыркнул, натянул поводья своего коня. – Пан Бедржих! Мы всего лишь посланцы на службе значительных персон, эскорт важных государственных деятелей. Наше дело эскортировать. А дела понастоящему важные государственные деятели едут обсуждать с государственными деятелями. – О том, что произошло в Луцке, – ответил Бедржих, – известно не только деятелям. И не только они видят, что сейчас в Польше творится. Епископ Олесницкий преследует польских гуситов, толкает Ягеллу к походу на Чехию. Витольд скоро коронуется на короля Литвы… – Коронации не будет, – вмешался Рейневан. – Можете мне верить. – Естественно, что нет. – Сестшенец посмотрел на него пронзительно. – Папа не допустит. А может, вы что-то другое имели ввиду? |