Книга Кинжал из слоновой кости, страница 39 – Патриция Вентворт

— Меня совершенно не волнует то, что вы знаете или не знаете, молодой человек! Моя экономка может поклясться, что я вернулся домой без четверти одиннадцать.

— Вы ехали на велосипеде?

— А что, это уже преступление?

— Нет, это только способ его совершить. Если вы добрались до деревни за десять минут, то ровно за столько же и вернулись бы. Вечером вы поссорились с сэром Гербертом из-за кинжала. Он утверждал, что кинжал когда-то принадлежал Марко Поло.

— Чушь! Самая настоящая чушь! Я ему так и сказал. Восемнадцатый век — от силы!

— Потом вмешалась миссис Консидайн, которой захотелось послушать пластинки. В результате вам так и не удалось до конца высказаться. И, отправившись уже домой, вы не выдержали и решили вернуться, чтобы высказать все, что думаете о сэре Герберте и этом злосчастном кинжале. Вы знали, что он часто засиживается допоздна в кабинете, поэтому прошли на террасу, и он впустил вас. Потом он принес кинжал, и вы продолжили спор с того самого места, на котором вас прервала миссис Консидайн. Ах да, чуть не забыл: ваша лупа! — Он небрежно протянул лупу профессору.

Профессор побагровел. На его лбу выступили крупные капли пота. Вид у него был такой, будто он только что выскочил из котла с кипящей водой.

— Что это? — прорычал он.

— Ваша лупа, — спокойно сообщил инспектор.

— С чего вы взяли, что это моя?

— На ней ваши инициалы.

Профессор покраснел так, что на него было страшно смотреть. Мисс Силвер продолжала невозмутимо вязать свою кофточку. Гнев, как известно, еще никому не помогал скрыть истину; как раз напротив, он срывает с нее все покровы. «In vino veritas», — говорили древние, но гнев развязывает язык не хуже выдержанного вина. Профессор набрал в легкие побольше воздуха, надул щеки и взорвался:

— Мои инициалы, да? А лупа на месте преступления, да? Как у вас все ловко получается! Выходит, я и есть убийца! Вы это хотели мне сообщить? Давайте, выкладывайте! Не стесняйтесь.

— Прежде чем мы продолжим нашу беседу, — невозмутимо сообщил инспектор, — хотел бы предупредить, что все сказанное может быть использовано против вас.

Профессор расхохотался. Правда, эти звуки куда больше напоминали вой гиены.

— Спасибо, что предупредили. Ну да. Имею право хранить молчание, имею право требовать адвоката… Чушь собачья! Я буду давать показания, и буду давать их без всякого адвоката. Чтобы говорить правду, мне адвокат не нужен. Значит, это я убил Герберта Уайтола? Отлично. Просто замечательно. Может, скажете и зачем? Где мотив? Только у маньяков не бывает мотивов. Ну! Зачем мне было убивать Герберта Уайтола, мистер умник?

Фрэнк подошел к письменному столу, уселся, придвинул к себе блокнот и, не спеша выбрав карандаш, начал:

— Итак, вы поспорили…

— Поспорили! — тут же взорвался профессор. — И это вы называете спором? Вы, наверное, споров никогда не видели, юноша. Да, мне не нравился Герберт Уайтол, а кому он, скажите на милость, нравился? У него не было ни человеческих чувств, ни стыда, ни даже научной совести. Пуффф! Но не убивать же его, в самом деле, было за это? Я же не убил Тортинелли, когда он принародно обозвал меня лжецом! И миссис Хопкинс-Бленкинсон, которая два часа кряду несла на научном диспуте полную околесицу, я тоже оставил в живых. С какой же стати я должен был убивать Герберта Уайтола? Уверяю вас, если человек способен выдержать двухчасовое общение с этой женщиной и не свернуть ей шею, значит, он просто не способен на насилие. Я даже ей не хамил. Меня умоляли поставить ее на место, но я отказался. Я только подошел к ней и вежливо произнес: «Мадам… Все факты, которые вы здесь изложили, выдуманы, сфальсифицированы или, в крайнем случае, подтасованы. Я настойчиво рекомендую вам оставить историю в покое и посвятить себя художественной литературе». — Профессор залился жизнерадостным смехом. — Вы бы видели ее физиономию! Она стояла там, все восемьдесят пять килограммов, и разевала рот словно рыба. По-моему, это был единственный раз в ее жизни, когда она не нашлась, что сказать. Впрочем, возможно, я просто ушел раньше. Так что, как видите, я человек крайне уравновешенный. В конце концов, я ученый. У меня просто нет обыкновения кого-нибудь убивать, уж извините!

На листе бумаги перед инспектором Эбботтом не появилось ни строчки.

— Вообще-то, — заметил он. — я не спрашивал вас, убили вы Уайтола или нет. Я спрашивал, возвращались вы той ночью в кабинет?

Профессор подошел к стулу, рухнул на него и устало проговорил:

— О нет, молодой человек, конечно, вы меня не спрашивали. Да и зачем спрашивать, если вам и так все ясно?

— Итак, — повторил инспектор, теряя терпение, — вы сюда возвращались?

Профессор с размаха хлопнул по столу ладонью.

— Да! Возвращался! А почему бы и нет? Это что, противозаконно?

— Тогда расскажите, пожалуйста, что здесь произошло.

— Произошло? — эхом откликнулся профессор. — А ничего не произошло. Я просто поставил этого выскочку на место. Марко Поло! Держи карман шире. Восемнадцатый, в самом крайнем случае — семнадцатый век! Так я ему и сказал.

— Вы, кажется, тоже участвовали в аукционе, на котором он продавался?

Профессор отмахнулся.

— Меня попросили. Мне он все равно был не по карману. Мой старый знакомый, Руфус Эллингер, прислал телеграмму и попросил купить для него этот чертов кинжал. Сам я, понятно, не пошел. Мне этот кинжал и даром не нужен. А Эллингеру, видно, кто-то хорошо запудрил мозги. Он вообще-то мясом торгует, Эллингер, так что в слоновой кости разбирается не особо. Я ему сразу сказал, что вещица, конечно, красивая, но никакой исторической ценности не имеет. А заодно уж назвал и цену, дороже которой купить этот кинжал может только абсолютно больной человек. Вот Уайтол его и купил. Ничего не поделаешь. Выложил такую сумму, что и сказать страшно. Ясное дело, ему не понравилось, когда я сообщил, что он выбросил деньги на ветер. Пуффф!

— И вы нарочно вернулись, чтобы сообщить ему это? Почему нельзя было просто дождаться ухода Консидайнов?

Профессор несколько успокоился и выглядел уже куда более миролюбиво. Его лицо обрело обычный румянец, лысина потускнела, а голос звучал почти нормально:

— Небось думаете, расставили старику ловушку, а он в нее и попался? Ошибаетесь, юноша. Я отправился домой за письмом и лупой. Только я все равно их там не нашел Вечно моя экономка все прячет. А письмо это было от Робинета. Самый лучший эксперт по изделиям из слоновой кости. Уж он-то знает об этом кинжале все. Между нами говоря, Уайтолу сильно повезло, что он не увидел этого письма. Ну и поскольку я знал, что он всегда поздно ложится, то пошел прямо сюда.

Фрэнк повертел в руках карандаш.

— И он вас впустил?

Профессор хлопнул ладонью по ручке стула.

— А вот и нет! Дверь была открыта.